Валерий Бузин - Дегуманизация медиапространства: проблемы и решения

Э. Дюркгейм внес большой вклад в понимание природы этого социального феномена. В «Элементарных формах религиозной жизни» социолог говорит, что представления о пространстве, порождаемые в социальной группе, следуют из ее собственных характеристик. Социальная организация – это модель, копируемая в пространственной организации (Durkheim, 2008).

Другой важнейший результат Э. Дюркгейма – самоочевидность пространственности устроений для членов общества, которые относятся к порядку размещений и общему видению пространства так же, как к нормам (интерпретация Т. Парсонса). Если бы нормы в полном смысле осознавались, действующий относился бы к ним как к элементу ситуации, предоставляющей разные возможности выбора. Но действующий именно не осознаёт нормы, они – нечто само собой разумеющееся. При этом действия на основе сознаваемых и несознаваемых норм внешне выглядят совершенно одинаково. Только внутренняя ориентация действующего при этом совершенно иная (Durkheim, 2008). По Э. Дюркгейму, пространственное представление, по существу, заключается в первичной координации данных чувственного опыта.

Таким образом, основным свойством пространства, по Э. Дюркгейму, является его дифференцированность и неоднородность, имеющие ценностно-нормативную основу, а пространственная организация – это форма репрезентации социальной организации.

По П. Сорокину, пространство – фактор сохранения коллективных единств (Сорокин, 1993). При этом к анализу пространства социолог подходил интегрально (Сорокин, 1992) : его качества формируются под воздействием ряда факторов – физических, биологических, социально-психологических, но прежде всего – социокультурных. Он пришел к выводу, что эти изменения, в конечном счете, обусловлены характером флуктуаций чувственной, идеациональной / идейной и интегральной культур: «Ни идеациональный, ни чувственный типы культур никогда не существовали в чистом виде, но все интегрированные культуры в действительности оказываются состоящими из различных соединений этих двух чистых логико-смысловых форм. В некоторых преобладает первый тип, в некоторых – второй; в каких-то они оба смешаны…» (Сорокин, 2000). Эти изменения пространства как фактора сохранения коллективных единств в конечном счете влияют на характер социальных групп, мышления и действия людей. По существу, в качестве основы для социального действия выступило резидентное пространство для Т. Парсонса (Парсонс, 2000).

Обозначенные выше весьма разные социологические подходы к интерпретации пространства относятся к первому, индустриальному модерну. На их основании можно утверждать, что в тот исторический период изменения в собственно социальном пространстве происходили относительно медленно и с доминированием линейных тенденций. Это в значительной степени определяло качества медиапространства эпохи индустриализма: 1) оно имело достаточно четкие границы, определяемые национальными культурами; 2) происходило во время, измеряемое жестко определенной системой единиц отсчета, принятой в данной культуре; 3) все смыслопроизводящие институты создавали практически единые ценности и нормы, что формировало в целом предсказуемое поведение людей, различавшееся их принадлежностью к разным социальным группам; 4) общий характер пространства был детерминирован трендами флуктуации между идейной и чувственной культурами; 5) в любом случае такое медиапространство формировало индивидов как объектов управления.

Природа пространства стала радикально изменяться в период вхождения общества во второй, рефлексивный модерн. Его структуры, включая медиапространство, все более обретали рефлексивные качества, что, соответственно, стало сказываться на природе людей – индивиды становились не только объектами, но и субъектами, а затем и акторами, что потребовало выработки принципиально новых подходов к управлению ими.

Данные обстоятельства потребовали переосмысления понятия пространства. В последние десятилетия пространство приобретает статус особо значимой социологической категории. Зададимся простым, на первый взгляд, вопросом: можно ли счесть случайным, что одним из достаточно заметных исследовательских трендов последних десятилетий в социальных и философских науках стала проблема пространства. Почему тема, считавшаяся до недавнего времени периферийной в социологических исследованиях, вызвала неожиданный интерес, и каковы причины обращения к тематике социального пространства. История учит за любым «поворотом» в науке искать кризис «старых» реалий и переход к новым. Если попытаться найти самую общую формулировку для описания кризиса, с которым связана пролиферация «поворотов» [1] Для объяснения динамики научного знания в методологии П. Фейерабендом был выдвинут принцип «пролиферации», близкий по духу принципу «конкуренции научно-исследовательских программ» И. Лакатоса и некумулятивистской истории науки Т. Куна (Фейерабенд, 1986). в современных социальных и гуманитарных исследованиях, то таковой, пожалуй, окажется «кризис индивидуальной и коллективной идентичности» (Хёсле, 1994), маркирующий собой качественно новый этап в развитии общества, который М. Бубер назвал бы «эпохой бездомности» (Бубер, 1995, с. 167). Рефлексивные реалии подвергают «дом» дисперсии. По существу, пространство дома с его достаточно жесткими и стабильными качествами исчезает. Вот как А. Шюц в свое время трактовал дом: «Мы будем понимать под домом нулевую точку системы координат, которую мы приписываем миру, чтобы найти свое место в нем… Дом означает различные вещи для разных людей. Он означает, конечно, отцовский дом и родной язык, семью, друзей, любимый пейзаж и песни, что пела нам мать, определенным образом приготовленную пищу, привычные повседневные вещи, фольклор и личные привычки, – короче, особый способ жизни, составленный из маленьких и привычных элементов, дорогих нам» (Шюц, 2004, с. 550). Такой дом ныне практически исчез. Современный же дом формируется рефлексивным медиапространством – его качества становятся столь «текучими» (Бауман, 2004), что дают основание говорить об утверждении пространства бездомности.

Таким образом, любое серьезное изменение в направлении социальных и гуманитарных исследований, по словам С. А. Кравченко, на поверку оказывается осознанной учеными практической необходимостью, продиктованной усложняющейся динамикой современного общества рефлексивного модерна и связанными с нею изменениями: кризисами, коллизиями, травмами, разрывами и противоречиями практической жизни (Кравченко, 2012).