Леонид Исаенко - Волны памяти. Книга первая

– Чего там? – наклоняюсь я к нему.

– Отверстия-то воняльного нет! – так Костя называет анальное отверстие.

– Как это нет? – восклицаем мы с Тамарой в один голос и подвигаемся ближе.

Самый тщательный осмотр рыбёшки размером с ладонь, сравнение её с другими нисколько не прояснили наше недоумение. Анального отверстия не было.

– Может быть, она, м-м-м, через рот приспособилась отрыгивать? – высказываю я предположение.

По внешнему виду рыбка совершенно нормальная, упитанная. Значит, она ела, а если ела, то и избавлялась от остатков переваренной пищи. Выделительная система разной степени совершенства есть почти у каждого живого существа. Но где оно? Изучаем рот, жаберную полость, но и там нет намёков на злополучное отверстие. В самом деле, чёрт-те что. Этого не может быть, потому что не может быть никогда, и всё-таки оно есть! Вот дилемма!

Остаётся последний путь. Вскрываем рыбу, хотя и очень жаль портить такой уникальный экземпляр, и принимаемся искать анальное отверстие, начиная от нижней части рта через брюхо до самого анального плавника, утратившего в данной ситуации смысл своего наименования. Раскрываем брюшную полость и, следуя к хвосту, осторожно перебираем внутренние органы. Рот, глотка, пищевод, желудок, кишечник (он изгибается почти на сто восемьдесят градусов в том месте, где в норме должен быть выход), кишочка тянется в обратном направлении к голове и заканчивается – поди, догадайся! – под мышкой, в подплавниковой впадине, в бесчешуйной кожной складке левого грудного плавника. И оно становится видным и открытым только тогда, когда плавник оттопыривается под прямым углом к телу. Вот как бывает!

У рыб, как и у прочих животных, не редкость появление различных уродств. Как-то в Каркинитском заливе Чёрного моря мы поймали осетра, изогнутого, как коленвал, в двух плоскостях. В заливе Сонмиани мне встретился сом-альбинос, различные отклонения бывают у ставрид, в особенности много их у ставрид рода декаптерус из вод архипелага Чагос, что невольно наводит на мысль – а не в этих ли краях зарождаются новые виды этих рыб? Бывают и вот такие феномены.

Бумага шелестит, стало быть, наука подталкивается вперёд.

– Не помешал? – это Женя Чуков, матрос из траловой команды. Он пробирается на своё любимое место под иллюминатор, в уголок между мной и Костей, устраивается там и наблюдает за нашей работой.

Я заметил, что в каждой экспедиции среди членов команды всегда находится человек, тяготеющий к научной группе и предпочитающий свободное от вахты время проводить в нашем обществе, иногда помогая по мелочам, чаще просто отдыхая. Предполагаю, что Женей движет не только интерес к нашим занятиям. Прекрасная половина научной группы пользуется заслуженной популярностью и, как окажется дальше, чем ближе к концу рейса, тем большей. Кому симпатизирует Чуков, пока непонятно, его отношение равно уважительно к обеим нашим дамам. Он без навязчивости и подобострастия услужлив, и потому к нему просто приятно обращаться за помощью. Два раза просить его не надо, если сказал что сделает, то так и будет.

Высоко поднявшееся солнце при крене судна проникает в лабораторию и освещает укреплённый на уровне глаз Чукова аквариум и его обитателей. Наиболее примечателен в нём моллюск – тибия.

Тибия, так можно было бы назвать звезду или цветок, а может быть прекрасную женщину, но это всего лишь брюхоногий моллюск, раковина которого покрыта невзрачной буро-коричневой защитной шубой рогоподобного конхиолина. Среди моллюсков немало обладателей и более изящных раковин, раскрашенных столь изумительно прихотливо и неповторимо, что останавливают на себе взгляд не только самого обычного человека, незнакомого с морской живностью, но даже привередливого коллекционера моллюсков – конхиломана.

А тибия… Представьте себе десять-пятнадцать спиральных завитков, конусовидно сходящихся на нет к верхушке раковины и расширяющихся в головной части в её устье. Здесь же по краю устья – жабо из пяти-шести коротких и одного длинного пикообразного отростка, наиболее длинного у тибии фусус – у неё он составляет, при общей длине раковины до двадцати трёх сантиметров, почти половину её.

Образ жизни тибий не столь уж и привлекателен, медленное передвижение на илах и илистых песках в вечных сумерках, почти ночи у нижнего края шельфа на глубинах около двухсот метров, где обитает тибия инсулэ хораб, и до сорока – тибия фусус. На этих глубинах нет пиршества красок и фейерверка жизни кораллового рифа. Так почему же у тебя такие прекрасные колдовские глаза, тибия? Почему тебя, невзрачное дитя своё, природа наградила столь удивительными глазами? Что ты видишь ими? Кому там любоваться ими!

Мне знаком взгляд насекомых и пресмыкающихся, я смотрел в глаза птицам и рыбам, млекопитающим и ракам. До сих пор помнится безразлично-оценивающий, с кошачьим разрезом зрачка глаз акулы на краю рифа или настороженно-выжидающий мурены в глубине его… А хитро ухмыляющийся глаз слона, выпрашивающего бакшиш!

Даже пришлось как-то ощутить, а потом и увидеть, не подберу другого слова – изумлённый взгляд льва. Фотографируя бабочек, сам не понимаю как, я забрался в оставленную служителями незапертой клетку льва в зоопарке Карачи. Его Величество, видимо, недавно покормили, и царь был настроен миролюбиво.

И всё же, признаюсь, вопрошающий неземной взгляд тибии поражает больше всего своей осмысленностью. Он не только очаровывает, но и заставляет задуматься: а что если она тоже способна понимать и чувствовать? Что если она тоже думает, а мы на нынешнем уровне знаний просто не способны понять, каким образом она это делает? Ведь, в сущности, животные – это земные инопланетяне, и прежде чем пытаться разыскать и постигать язык жителей иных планет, стоило бы научиться понимать наших инопланетян.

И первые шаги в этом направлении уже делаются. Как и следовало ожидать, впереди оказались японцы, день-то с них начинается, вот они время и не теряют. Вроде бы расшифровали язык самых близких друзей наших – собак и кошек.

И вообще животные, в особенности высокоразвитые, прекрасный объект для поиска самого пути подхода к пониманию других. И мне кажется, другая жизнь из Вселенной просто не хочет обозначать себя, изучает нас со стороны и терпеливо ждёт, когда же мы достигнем уровня сознания достойного, чтобы с нами общаться. Что они могут получить от нас, если мы не способны договориться друг с другом, и как бандиты в переулке чуть что хватаемся за нож, пистолет, а то и бомбу?..

Чуков, как и все мы очарованный взглядом тибии, следит за её передвижением по аквариуму. Она не любит мельтешения за стеклом своего дома и яркого света, старается держаться теневой стороны, и то медленно ползёт по обросшим водорослями камням, деликатно исследуя их хоботком-сифоном, то, выдвинув ногу с крепкой хитиновой подошвой и заякорившись ею, рывком перепрыгивает-перекатывается на другое место. После шага-прыжка тибия сжимается, прячется в раковину, прикрываясь словно щитом подошвой ноги, как бы в ожидании возможной опасности на новом месте, затем снова осторожно выдвигает ногу из-под края раковины и постепенно переворачивает себя на брюшную сторону.