Константин Зубков - Развитие российской Арктики. Советский опыт в контексте современных стратегий (на материалах Крайнего Севера Урала и Западной Сибири)

Важно в этой связи подчеркнуть и другой момент, в какой-то степени объясняющий, почему негостеприимные, суровые окраины российского Севера на время стали довольно оживленной магистралью международных связей . Исключительно функциональная природа зарождающихся «мир-системных» зависимостей в какой-то степени делала относительными реальные расстояния и географические препятствия, подменяя их на каждом шагу «ментальным картированием». Значение могла иметь только общая географическая конфигурация Ойкумены. Известно, что расчетам европейских мореплавателей проникнуть к сокровищам Азии северо-восточным путем были присущи те же судьбоносные ошибки, которые совершил Колумб, исчисляя расстояние до «Индии» западным путем. Ф. Ратцель подчеркивал огромное регулятивное значение, какое имела для Великих географических открытий внутренняя история географии , стремившаяся выявить «закономерные взаимоотношения составных частей земного шара» (сейчас мы бы с полным основанием определили этот метод анализа как геополитический), стимулируя развертывание внешней истории географии , т. е. эмпирическое обозрение и освоение земной поверхности. Карта мира флорентийца Паоло Тосканелли, гипотетически намечая поразительно короткий, западный, путь к берегам Индии и Китая через Атлантику, сыграла поистине судьбоносную роль в эпохальном открытии Христофора Колумба [50] Ратцель Ф. Земля и жизнь. С. 4. . И наоборот, Птолемеева картина мира, предполагавшая где-то далеко, в безжизненной экваториальной зоне, соединение Юго-Восточной Азии с Восточной Африкой (а следовательно, и замкнутость Индийского океана), долгое время оказывала на умы европейских мореплавателей парализующее влияние [51] Всемирная история. Т. IV. М., 1958. С. 86. .

Подобным образом упорство, с которым европейцы искали северо-восточный путь в Китай, во многом объяснялось картографическим курьезом, убеждавшим в близости вожделенной цели: на многих западноевропейских картах середины – конца XVI в. широкая, полноводная Обь изображалась непосредственно вытекающей из мифического «Китайского озера», и у ее же истоков помещали город Канбалык (т. е. Пекин) [52] См., например, относящуюся к 1596 г. и в основном воспроизводящую сведения Сигизмунда Герберштейна карту Московии Йоханнеса Магинуса, опубликованную в: Bagrow L.A. History of the Cartography of Russia Up to 1600. Wolfe Island (Ontario), 1975. P. 117. . Протяженный эстуарий Оби и значительная часть ее течения к тому же часто изображались на картах в виде глубоко вдающегося в континентальный массив «Тартарии» морского рукава. Г.Ф. Миллер, относя к числу таких же вожделенных для европейцев, но достоверно не подкрепленных целей поиска нанесенный на многие карты пролив Аниан, долженствовавший соединять Северный Ледовитый океан с Тихим, остроумно замечал, что «их старание о сыскании пути в Китай и в Индию по Ледовитому морю основано было наибольше на том, что объявленной пролив находится действительно», что должно было как-то помочь преодолеть парализующий страх перед неизвестностью [53] Миллер Г.Ф. Сочинения по истории России. Избранное. М., 1996. С. 19. . Это отчасти и объясняет, почему одного из наивысших пиков поисково-экономическая эксплуатация западного участка Северного морского пути (конечно, в пропорции к исторически определенному уровню развития экономики и накопления общественного богатства) достигла в XVI–XVII вв., когда плавания в суровых арктических водах могли опираться лишь на самую примитивную мореходную технику. Пожалуй, лишь в одном отношении представления европейцев относительно плаваний в арктических морях опирались на непреложные и точные научные знания. Смещению поисков морских путей в страны Азии на далекий север в сильнейшей степени способствовало стремление мореплавателей получить колоссальный выигрыш в расстояниях и во времени, с учетом существенной разницы длины одного градуса земной параллели на экваторе (111,3 км) и в Арктике (от 38,2 до 55,8 км между 60-й и 70-й параллелями) [54] Зубков К.И. Между глобализмом и закрытостью: у истоков стратегии освоения российской Арктики // ЭКО. 2017. № 8 (518). С. 62–63. . Соблазн найти кратчайший путь к берегам Азии и Америки как бы уравновешивал риски плаваний сквозь арктические льды.

Поиски Северо-Восточного прохода превратились в целую серию экспедиций с целью обнаружения альтернативного морского пути в Китай и Индию, которые в реальности имели мало шансов на достижение этой цели. Успехи арктической навигации и главные географические открытия в Арктике в этот период сродни своего рода историческому парадоксу, поскольку являлись лишь побочным результатом стремления к совсем иной цели – открытию альтернативного пути в сказочно богатую Азию [55] Emmerson Ch. The Future History of the Arctic. N.Y., 2010. P. 5. . Однако эти побочные результаты со временем становились более важными с практической точки зрения, чем главная цель. Стремясь в Китай, западноевропейские мореплаватели открывали совершенно новый мир, частью которого для них являлась, в известной мере, и сама Россия. Симптоматично, что уже самые первые устойчивые дипломатические контакты Московской Руси с европейскими державами обнаруживали огромный интерес последних к сибирским владениям великого князя. Об этом может свидетельствовать просьба прибывшего в Москву во второй половине 1492 г. имперского посла Михаила Снупса проехать на реку Обь для изучения тамошних народов и их языков, в чем ему, однако, было отказано под предлогом дальности пути [56] Базилевич К.В. Внешняя политика Русского централизованного государства. Вторая половина XV в. М., 1952. С. 277–278, 403. . Свидетельства такого возрастающего интереса относились не только к Северу Сибири, но и подступам к нему, в частности к малоизвестному тогда для европейцев побережью Белого моря и устью Северной Двины. В 1553 г. отправленная на поиски Северо-Восточного прохода английская экспедиция Хью Уиллоуби и Ричарда Ченслера вынуждена была зазимовать у Лофотенских островов, однако в результате шторма плавание на восток смогло продолжить лишь судно «Эдвард Бонавентура» под командованием последнего. Прибыв в устье Северной Двины, Ченслер положил начало дипломатическим и торговым связям России и Англии. С этим событием, как известно, связаны основание Московской (Русской) компании в Лондоне и закладка Архангельска, являвшегося вплоть до последних лет царствования Петра I главным морским «окном» России в Европу. В 1556 г. экспедиция Стивена Барроу, отправившаяся к устью Оби, но достигшая лишь о. Вайгач, составила первую английскую карту северного побережья России до меридиана Уральских гор, а на составленной в 1562 г. Энтони Дженкинсоном карте России уже были указаны Обь, «область Самоедов» и город «Сибер» (Искер, столица Сибирского ханства) [57] Massey S.J. The British in Siberia: 1581–1978 // Asian Affairs. 1979. June. Vol. X. Part II. P. 132–133. .