Владимир Автономов - В поисках человека. Очерки по истории и методологии экономической науки

Экзотические ударения в этой частушке не придуманы мной, а взяты непосредственно из лекций. Мысли о том, чтобы самому заняться этой славной дисциплиной, у меня и в кошмарном сне не возникало. Но вот я оказался в ИМЭМО, где к «вульгарной и апологетической» было иное отношение. В статье об экономических исследованиях в ИМЭМО [30] «Экономическая теория в ИМЭМО: советский период». я подробнее пишу, с помощью каких идеологических и политических вывертов Н. Н. Иноземцеву и А. Г. Милейковскому удалось отстоять публикацию серии «Современная экономическая мысль Запада» в издательстве «Прогресс». Вот это была уже не родная «критика», хотя авторам предисловий надо было в меру своего таланта как-то подпустить и ее. А авторы эти действительно были талантливы, представляя славное поколение ИМЭМОвских шестидесятников: И. М. Осадчая, Ю. Б. Кочеврин, Р. М. Энтов. Переводили же тексты западных классиков молодые сотрудники Института. Я в эту обойму попал случайно, благодаря знанию относительно редкого немецкого языка. Мой друг Александр Чепуренко предложил поучаствовать в переводе «Теории экономического развития» Йозефа Шумпетера. О Шумпетере после университетского курса у меня не осталось никакого воспоминания, но когда я приступил к чтению и переводу, то сразу ощутил влияние этого мощного стиля, парадоксального, полемичного, изящного при всей громоздкости немецких предложений. А уж что говорить про эрудицию! Я считаю, что мне очень повезло с переводимым автором – с тех пор Шумпетер и его произведения остаются со мной не только, когда я их перевожу или редактирую переводы. Я обращаюсь к ним всегда, когда приступаю к какой-либо новой теме: очень часто обнаруживается, что Шумпетер думал над ней и сказал что-то умное и полезное. Даже когда он оказывается в плену у своих собственных предубеждений или идет против течения там, где течение в общем-то имеет право на существование, это все равно захватывающе интересно. Драматичная биография Шумпетера сама представляет собой сюжет для приключенческого сериала. А экономический субъект – предприниматель, которым он обогатил экономическую теорию! В «Теории экономического развития» Шумпетер подробно описывает свойства личности предпринимателя, которые позволяют ему выполнять свою уникальную функцию в экономике. В то время я еще не нашел для себя проблематику экономического человека, но впоследствии, когда в голову пришла тема, как экономисты с помощью модели человека могут приблизить теорию к сложностям реального мира, пример Шумпетера оказался как нельзя кстати. Помещенное в сборник предисловие к изданию «Эксмо» [31] «Шумпетер и его книги». относится прежде всего к двум книгам Шумпетера – «Теория экономического развития» и «Капитализм, социализм и демократия». Здесь я попытался подытожить свое отношение к Шумпетеру как к ученому и человеку. Но больше всего труда мне пришлось затратить на перевод и редактирование «Истории экономического анализа». Это недостроенная Вавилонская башня, которая уступает по масштабам лишь «Капиталу» Маркса. В эпоху наступившей гласности нас как-то собрал Ярослав Кузьминов, который решил на базе издательства «Экономика» выпускать альманах «Истоки» про историю народного хозяйства и историю экономических учений. В качестве приманки для этого альманаха было предложено (кажется, Р. М. Энтовым) печатать в каждом номере по главе «Истории экономического анализа» Шумпетера. Я взялся за перевод введения, потом главу про античность перевел Максим Бойко. Но наших денежных ресурсов хватило только на первые два выпуска, а потом выход «Истоков» прервался на долгие годы. Идея о том, чтобы найти издателя для перевода всей «Истории» казалась очевидной утопией. Но в роли палочки-выручалочки (как и в случае с моей второй книгой) выступил Михаил Алексеевич Иванов из питерского Института «Экономическая школа». Спустя почти двадцать лет после первых «Истоков» он предложил подать в соросовский «Translation project» заявку на полный перевод «Истории экономического анализа». Я здесь выступил уже в качестве научного редактора и честно пропустил через себя 1200 страниц убористого английского текста (написанного все-таки австрийцем не без немецкой тяжеловесной основательности). Думаю, что это – мой главный вклад в области научного перевода. И, конечно, за годы работы с шумпетеровскими текстами я, как мне кажется, проникся стилем и мыслями этого замечательного автора. Особенно я ценю Шумпетера-методолога из первой главы «Истории». Такие темы, как структура экономической науки, разделение экономического анализа и экономической мысли, роль доаналитического видения, воздействие идеологии на экономическую теорию, методологический индивидуализм, так глубоко прописаны Шумпетером, что любые рассуждения по их поводу полезно, на мой взгляд, начинать с этого фундамента [32] «Eще несколько слов о методологическом индивидуализме». .

Здесь уместно будет упомянуть статью «Еще несколько слов о методологическом индивидуализме», написанную вдогонку обсуждению статьи А. Я. Рубинштейна о социальном либерализме в журнале «Общественные науки и современность». Участники этой интересной дискуссии, где, на мой взгляд, из-под методологии иногда выглядывала идеология, часто ссылались на принцип методологического индивидуализма, но понимали под ним разные вещи. Я не поленился заглянуть в «Историю экономического анализа» и обнаружил, что Шумпетер – создатель этого термина – определял его как раз очень четко. По-моему, если следовать пониманию методологического индивидуализма в узком, шумпетеровском смысле, то между ним и методологическим холизмом возможно не только принципиальное противостояние, но и некоторое разделение труда.

Следующим этапом моей работы с историей экономической мысли после «Теории экономического развития» стала публикация «Австрийской школы» в 1992 г. И вновь вдохновителем выступил Ярослав Кузьминов, придумавший выпускать в той же «Экономике» серию, аналогичную прогрессовской. Думаю, что здесь также сыграло роль мое владение немецким, хотя нам почти ничего не пришлось переводить заново (кроме ранее непереведенных нескольких глав из «Общественной экономии» Визера, в которых была кратко изложена его знаменитая теория вменения) – слава богу, дореволюционные переводчики свое дело сделали хорошо. Задним числом можно заметить, что из этой визеровской работы мы взяли не самое интересное – таковым была попытка применить австрийские идеи к общественному хозяйству, а визеровская теория вменения была сформулирована в более ранней работе. В этом издании – первом на русском языке после Октябрьской революции – мы сосредоточились на теории ценности австрийской школы. Поэтому из Бём-Баверка в него попали именно «Основы теории ценности хозяйственных благ», где нет его главных достижений, связанных с теорией капитала и процента. Впрочем, впоследствии до «Капитала и процента» Бём-Баверка дело у меня все-таки дошло. Ну а в той книжке главное место принадлежало, конечно, «Основаниям учения о народном хозяйстве» Карла Менгера. Правда, мы сохранили дореволюционный перевод названия: «Основания политической экономии», – что я сейчас считаю неверным. Немецкий термин Volkswirtschaft (калькой с него является русское «народное хозяйство») выдает связи с немецкой научной традицией [33] Volkswirtschaft, кроме того, противостояла Betriebswirtschaft – экономике предприятия. Это противостояние сильно отличается от английского противостояния microeconomics – macroeconomics, которое возникло после и на основе маржиналистской революции. , в которой «народ» был привычной единицей исследования и от которой Менгер, собственно, и отошел, но не без вышеупомянутого громкого «спора о методах». Здесь я, может быть, впервые подошел к вопросу, который будет латентно интересовать меня очень многие годы, – к вопросу о национальном характере, «пятом пункте» экономической теории. Найти подступ к этому вопросу оказалось крайне трудно, поскольку отделить влияние национального характера от прочих факторов казалось практически невозможным. Лишь недавно с моей студенткой Елизаветой Буриной, которую мне удалось увлечь этой темой, мы сделали такую попытку, сопоставив классические учебники политической экономии Англии, Италии, Германии и России [34] Побочный продукт этой работы можно найти в этом сборнике: «Методология ”Основ политической экономии” Туган-Барановского в сопоставлении с методологией „Принципов“ Маршалла». . Но это будет потом, а пока я восхищался трудом Менгера, казавшимся высеченным из куска мрамора. Теперь я понял, откуда произошел стиль Шумпетера – «внука» Менгера по австрийской школе! Ну и, конечно, постоянное внимание Менгера к знанию, неопределенности, ошибкам, без которых он не мыслил экономическую теорию (см. знаменитый параграф «Время-заблуждение»). Отсюда преемственность идет не только к предпринимателю Шумпетера, но и к рассеянному знанию Хайека и даже к теории поведения в условиях риска фон Неймана и Моргенштерна. Менгер и его наследники представляли собой совершенно логичный объект изучения для исследователя модели человека в экономической науке. Мое предисловие к «Австрийской школе», хотя на него долгое время ссылались как на первую постсоветскую публикацию про основателей школы, было типичным предисловием новичка, которому приходилось многое принимать на веру с чужих слов. Поэтому я не счел его достойным включения в этот сборник.