Анатолий Демин - Эпизоды народной жизни начала XX века

Всё готово к смотринам. А вот и колокольцы заслышались. Не иначе жениха везут. Все домочадцы, кроме Дуни, вышли из дому встречать гостей. По улице к дому невесты на рысях поездом приближалось семейство жениха: впереди на двухколёсных дрожках сам Игнат Ильич правит белым в серых яблоках рысаком, на сиденье дрожек – сын Василий между старшим и средним братьями; за дрожками – две брички, нанятые по такому случаю, в пароконных упряжках, одна за другой, с остальной жениховой роднёй. Подъехали, спешились, поздоровались. Игнат Ильич с Кузьмой Никитичем троекратно поцеловались.

– Вот, Кузьма Никитич, привёз тебе купца. Василий, подь сюда, – позвал Игнат Ильич стоявшего чуть в стороне младшего сына.

Тот, подойдя поближе, со словами: «Доброго здоровья, Кузьма Никитич!» – поклонился в пояс будущему тестю.

– И тебе не хворать, Василий! Ну, коли купец в наличии, пойдёмте смотреть товар.

– Милости просим, добро пожаловать, дорогие гости! – подхватила предложение мужа Александра Васильевна.

Первыми в дом вернулась родня невесты. За ними неспешно, без суеты прошли гости. Заходя по очереди в горницу и перекрестившись на иконы в красном углу, за стол не садились – вставали вдоль стен так, чтобы молодой купец оказался посередине и на шаг впереди всей честной компании. Последним, как и следовало, в горницу вошёл Кузьма Никитич. Выждав минутку, он приказал дочери выйти из девичей и показать товар лицом. Тотчас дверь в девичью открылась, и в горницу вошла невеста. На Дуняше был праздничный наряд: вышитая красной ниткой рубашка – сорочица белого льна, длиннополый, до самых пят, лазоревый сарафан, передник – понёва в чёрную и синюю мелкую клетку, широкий тёмно-синий пояс-кушак, голубая налобная лента – очелье, серебряные височные серьги – колты и остроносые юфтевые красные сапожки.

Как положено по обычаю, Дуня подошла к жениху. Подняв опущенные долу очи, впервые посмотрела на того, кто станет её мужем и отцом их общих детей. Задержав на одно лишь мгновение взгляд, она снова опустила глаза, и никто, кроме Василия, не успел заметить перемены в её лице. Самое главное, предписанное старинным обрядом, действо состоялось – будущие супруги увидели своих суженых.

– Ну что ж, гости дорогие, теперича милости просим отведать, чем Бог послал, – поставил точку в церемонии отец невесты.

Рассаживались за столом не абы как, а по заведённому исстари порядку: первыми прошли и сели за стол жених и невеста – не рядом, а напротив друг друга. По правую и левую руки от них должны были сидеть родители и далее – другие родственники. Пока застольщики наполняют гранёные стаканчики, поведаем, отчего омрачилось лицо Дуняши. Да в том причина, что был жених рябым. Оспа, не сумевшая погубить, как многих других, Василия, переборовшего ещё в раннем отрочестве смертельно опасную хворь, коварно оставила на его лице свои следы – ямки на коже, называемые оспинами, покрывающие лоб, щёки, нос и даже шею. Ямки эти были частью размером с просяное зерно, а частью – с рябиновую ягоду. Оттого, должно быть, и стали в народе называть людей с оспинами рябыми.

Сидит взгрустнувшая Дуня за уставленным яствами столом, но не ест, не пьёт – наливку вишнёвую лишь пригубила и больше уж гранёного стаканчика не касается. На рябого жениха своего нет-нет да бросит недолгий, но цепкий взгляд и разглядела: Василий-то статью Прохору не уступит – высок, плечист, под синей косовороткой широкая сильная грудь проступает. Чертами лица-то, кабы не оспины, и вовсе красив. Когда же взглядами встречались, примечала – смотрит кареглазый Василий внимательно и ласково. Не ошиблась Дуняша – и вправду легла она на сердце рябого Васи уже с первого взгляда, как вышла она на смотрины в праздничном наряде, будто царевна-лебедь из сказки. Хороша была его невеста: милолица, росту скорее малого – чуть ниже женихова плеча даже, но станом дивно ладна, светло-русые волосы толстой косой на зрелой, манкой девичьей груди, выпукло проступавшей из-под вышитой рубашки, глаза радовали.

Так, глядючи друг на друга, да за думками своими потаёнными и не заметили жених с невестой, как застолье к концу приспело. Кузьма Никитич с Игнатом Ильичом уже и о свадебке условились – на Покров сыграть. Все по русскому обычаю выпили ни много ни мало, а как душа просит, песен попели – про «златые горы и реки, полные вина», которые не жалко отдать за ласковые взоры; про удалого, но бедного и старого Хасбулата и молодую его жену с влюблённым в неё молодым богатым князем, – наелись досыта, пора и честь знать. Поблагодарив за хлебосольство, засобирались гости в обратную дорогу, засуетились и хозяева.

Встали и вышли из-за стола и Василий с Евдокией. Взял он ладошку невесты, впервые коснувшись будущей своей жены, притянул её к своей груди и негромко, так, чтобы слышала его только она, сказал:

– Ты, Дуняша, не грусти, не печалься. Всё у нас с тобой, милая, будет хорошо, всё сладится.

Не знал рябой Вася, что не было уже в душе Евдокии никакой тоски-кручины от предстоящей жизни с постылым мужем, а грезились ей, напротив, любовь и счастливое многодетное будущее с суженым – рябым Василием Игнатьевичем Мироновым.

Хороша страна Россия! Другой такой по всей Земле не сыскать. Где ещё найдётся такая, чтобы вёсна были соловьиными, лета – красными, осени – золотыми, а зимы – долгими, а ещё снежными и морозными. И много чего ещё приносит со своим приходом зима, за что любит её русский человек и ласково называет зимушкой: это и гладкие дороги, когда быстро и легко катят лошадки сани на деревянных полозьях, подбитых железной полосой; и радость ребятишек во многих играх-забавах; это и обильные застолья с мясными кушаньями, разносолами, блинами, сладким чаем с пирогами да пышками. Зимушка – это и короткие дни с длинными вечерами под родным кровом, полные полезными занятьями, кои вовсе не в тягость домочадцам, а напротив – в удовольствие: сядут ли хозяйка с дочерями прясть-ткать, а то шить-вышивать; возьмётся ли хозяин с сыновьями конскую сбрую или сапоги-валенки починять, а то ложки с плошками из клёна резать или корзины да лукошки плести – всё будет делаться неспешно, с чувством, с толком, с расстановкой, а нередко и с протяжной песней о доле нелёгкой, о девичьих печалях, о зорях ясных в отчем крае да о постылой чужбине – одним словом, с душой.

Славно зимовать, коли всё в крестьянском хозяйстве как надобно к морозам сладилось: урожай добрый выращен, собран, по амбарам, погребам схоронен, сено для скотины накошено сколь надобно, но, самое главное, – в полном достатке наготовлено топлива для печей, коего потребно ох как много! Оттого среди многих трудов и забот думка о том, чем отопиться грядущей зимой, не покидает заботливого мужика. Много чего идёт в топки прожорливых печей. В русской печке еда готовится на подовом жару, потому для неё годятся и хворост, и сухая сосновая хвоя, которые горят быстро, и жару от них достаточно, но вот для обогрева жилища хворост и хвоя никак не подходят. Тут уж не обойтись без настоящих дров – еловых, сосновых, берёзовых. У берёзовых древесина плотнее, потому горят дольше и тепла от них куда больше.