Дмитрий Казаков - Человек языкатый

К интегралам («значащая» часть речи) относятся существительные, прилагательные, деепричастия. К частицам («со-значащая» часть речи) – предлоги, союзы, артикли, различные показатели, в том числе соединительный, обозначающий «есмь». Именно он используется, чтобы заменить те глаголы, которые не содержатся в одной из базовых категорий.

Вместо «я ныряю» на языке Уилкинса можно сказать «я есмь ныряющий».

Глаголы же, присутствующие в таблице, например «делать», берутся из нее в виде корня, и к нему присоединяются показатели, говорящие, кто, что, когда и с кем делает. Получается интеграл, который можно дополнять разными частицами, чтобы создать однозначное высказывание.

Просто, рационально? Есть сомнения…

Уилкинс, надо отдать ему должное, попытался отойти от знакомых ему грамматик: английской и латыни, но их влияния все же не избежал. Артикли у него английские, порядок слов тоже, система времен и падежей копирует латинскую, только она еще более сложная, по некоторым подсчетам [16] См.: Frank, Thomas. Wilkins’ Natural Grammar: the Verb Phrase. , у каждого глагола, вроде бы несуществующего, получалось 360 форм.

Это уж точно не просто.

А если еще упомянуть, что Уилкинс придумал такую штуку, как «трансцедентальные частицы» (числом 48), которые позволяют модифицировать смысл слова: меняют пол действующего лица, обозначают сходство, отношения причины и следствия и так далее, то становится совсем грустно.

Естественно, не забыл автор и о пазиграфии: для письменной речи предназначались особые знаки общим числом 58, относящиеся к упомянутым выше категориям его таблицы, каждый представлял собой черту особой изогнутой формы; на нее сверху, снизу и по бокам присоединялись отдельные черточки – элементы грамматических показателей; окончания выражались крючками, в результате получалось нечто похожее на иероглифы. Непонятно только, как все это отражает звуки, произношение… честно говоря, никак.

Да, в конечном счете Уилкинс придумал рацланг, лишенный омонимии, излишней синонимии, исключений из правил, расхождений между написанием и прочтением букв. Но при этом чудовищно громоздкий, трудный для изучения и совершенно непрактичный. Чтобы сказать нечто на этом рацланге, вы должны первым делом совершенно четко осознавать, что именно вы хотите сказать… а часто ли мы, несовершенные человеческие существа, можем этим похвастаться? Да и пользоваться громоздкой таблицей, запоминать похожие друг на друга слова, что отличаются одной-единственной буквой и сливаются в речи… удовольствие ниже среднего.

Если это все в некоторой степени может упорядочить мышление, то для облегчения коммуникации точно не годится. Поэтому ничего удивительного, что про рацланг Уилкинса, несмотря на его проработанность и определенные достоинства, быстро забыли.

В 1992 году в одном из судов США встретились истец – Джеймс Кук Браун и ответчик – Роберт Ле Чевалье. Речь на процессе зашла об авторских правах… на язык. Джеймс Кук Браун утверждал, что является полновластным собственником конланга под названием логлан и что люди, говорящие и пишущие на этом языке, могут использовать его только с разрешения собственника, подписывая соответствующие документы и выплачивая роялти.

Фантастика?

Нет, реальность, суд имел место и вынес решение… какое – мы узнаем позже.

А для начала вернемся в декабрь 1955 года, когда молодой лингвист Джеймс Браун решил проверить гипотезу лингвистической относительности Сепира – Уорфа (которая в упрощенном толковании выглядит так: язык, на котором мы думаем, определяет структуру и свойства мышления). А поскольку естественные языки слишком тесно связаны с культурами, в которых они существуют, Браун решил показать, что «создание небольшого модельного языка с грамматикой, основанной на правилах современной логики, которым люди разных национальностей будут пользоваться в лабораторных, контролируемых условиях, станет решающей проверкой» [17] Brown, James C . Loglan 1: A Logical Language. – P. 8. .

В результате Браун создал язык, называемый логлан (от английского Logical language ), использовав достижения лингвистики и логики середины ХХ столетия, о которых тот же Уилкинс не мог и мечтать. В основу языка американец положил исчисление предикатов, согласно которому высказывания описываются в терминах функций и аргументов.

Маргаритка ( x ) – функция «быть маргариткой», колотить ( x, y ) – функция с двумя аргументами, кто колотит и кого (или что) колотит, давать ( x, y, z ) – функция с тремя аргументами, кто дает, что дает и кому дает. Взаимодействие подобных функций и их аргументов образует язык, и при этом, как в математике, совершенно не важно, что именно обозначают x, y, z . Например: √ x «кот» ( x ) → «зеленый» ( x ), то есть, говоря проще, «Для любого x , если x – кот, то x – зеленый», ну а по-человечески «Все коты зеленые».

Что, неправда?

Это совсем не важно, главное, что все логично.

Благодаря Джеймсу Брауну логические формулы стали языком, который в принципе могли использовать люди, что открывало возможность понять: делает ли их использование логического, рационального языка, рацланга, более логичными? Положительный ответ означает, что гипотеза Сепира – Уорфа верна, отрицательный – что она неверна.

Именно привязка языка к логике сделала логлан столь интересным для широкой аудитории… но не для лингвистов.

В 1960-м появилась статья Брауна в Scientific American , посвященная его рацлангу. Статья вызвала интерес, немало людей выказало желание присоединиться к проекту. Одновременно рухнула научная карьера создателя логлана, для него не нашлось места в академических структурах, а коллеги восприняли его творение как… хобби.

Но поскольку Браун хорошо зарабатывал благодаря придуманной им настольной игре Careers , он ушел в свободное плавание. Основал в 1962 году Институт логлана в городке Гейнсвилл и начал с помощью добровольных помощников работать над проектом. В 1975-м опубликовал первый учебник языка, регулярно выходил и основанный им журнал «Логланист».

Логлан даже попал в книги писателя, оставившего заметный след в американской и мировой научной фантастике. В 1965 вышла повесть Роберта Хайнлайна «Луна – суровая хозяйка», один из героев которой, искусственный интеллект, говорит на языке Брауна; второй раз Хайнлайн упоминает тот же конланг в романе «Число Зверя» (первая публикация в 1980-м).

Но затем финансовое положение Брауна ухудшилось, и он в 1979 году вынужден был преобразовать институт в корпорацию с советом директоров из людей, вносящих деньги и принимающих участие в развитии логлана. Естественно, что те, кто платил, ощутили, что и они имеют право собственности на язык, Браун же не отказался от авторитарных замашек, и в 1984 году случился первый конфликт среди логланистов.