Вадим Зима - Проблема объективности времени в философии

В свою очередь, явно недостаточный уровень теоретической рецепции проблемы объективности времени, как представляется, оказал непосредственное влияние на состояние дел, которое сложилось относительно возвращения рассмотрения проблемы времени на концептуальный уровень. С одной стороны, проблемы методологии изучения времени [77], эпистемология и антропология времени, наряду с традиционными проблемами научного понимания времени, в целом привлекают значительный интерес исследователей. А значит, хотя бы отчасти, рассмотрение проблемы времени действительно происходит на концептуальном уровне. Так, например, Л.А. Микешина в качестве самостоятельной предлагает рассматривать проблему «познание и время», для исследования которой она считает необходимым в качестве определенного регулятивного принципа и предпосылки «признать и разграничить подходы, которые традиционно могут быть обозначены как онтологический (метафизический), гносеологический (эпистемологический) и феноменологический» [78]. И хотя в своей работе Л.А. Микешина тоже не обсуждает тему объективности времени специально, тем не менее, она высказывает важную мысль, которая, на мой взгляд, в какой-то мере позволяет понять причины того, почему в философии наблюдается известное «размывание» метафизического аспекта проблемы времени. «То, что во всей структуре познания представления о времени присутствуют a priori , – это», – пишет Л.А. Микешина, – «безусловно, фундаментальное свойство самого познания» [79]. Время, таким образом, невозможно отделить от самой познавательной деятельности, и мне представляется, что это во многом обусловливает тот, без преувеличения, феномен, который мы наблюдаем, и который состоит в склонности исследователей признавать время объективным помимо и до рефлексии над основаниями этой объективности.

С другой стороны, тот концептуальный уровень обсуждения проблемы времени, который мы имеем в виде эпистемологии, феноменологии и антропологии времени, не позволяет достичь необходимого уровня её репрезентации, поскольку при этом без рассмотрения остаётся не только проблема объективности времени, но и целый ряд других вопросов, в частности, о топологии времени или о выборе между статической и динамической концепциями времени. Да и та проблема, которую сформулировал Аристотель (о том, существует ли время) и которую А.М. Анисов склонен рассматривать в качестве примера и своего рода эталона собственно философской проблемы времени (а, по существу, той же проблемы объективности времени, но только в иной форме), тоже остается без внимания. А ведь все перечисленные проблемы – это вопросы о времени самом по себе, о времени объективном, то есть те проблемы, которые традиционно относились к предметному полю метафизики в её классическом понимании. Поэтому я прихожу к выводу, что возвращение к метафизической проблематике времени, которую следует рассматривать как один из уровней концептуального рассмотрения времени, ещё не совершилось. Тому в современной философии есть, видимо, несколько препятствий. Одно из них связано с тем, что что в настоящее время в эпистемологии доминируют неклассические тенденции, в контексте которых отрицается правомерность жёсткого разграничения субъекта и объекта, что в целом ставит под вопрос саму возможность метафизики времени в качестве одного из уровней концептуального рассмотрения, и это, видимо, объясняет, почему именно эпистемологическая и антропологическая проблематика в осмыслении времени вышла на первый план. Можно предположить, что преобладание неклассических тенденций в эпистемологии обусловило также и преобладание подхода к пониманию времени, который можно назвать культурологическим, поскольку ещё одной важной чертой неклассических тенденций является отказ от «наукоцентризма» – признания научного знания, прежде всего физики, единственной основой истинного знания вообще. Другое объективное препятствие на пути к этому – разработка релевантной методологии, предполагающей рефлексию над фундаментальными эпистемологическими и онтологическими основаниями естественнонаучного и гуманитарного знания, наподобие той, которая, по крайней мере, декларируется в аналитической метафизике и которая должна прийти на смену методологии, фундированной диалектико-материалистической традицией; ведь понятно, что законность постановки тех или иных вопросов о времени выбранными методологическими принципами обусловлена самым непосредственным образом. Но этого пока, видимо, не произошло. Проиллюстрировать последний тезис можно на примере междисциплинарных исследований времени, которые в современной отечественной философии рассматриваются в качестве одного из актуальных аспектов проблемы времени. На повестке дня стоит осмысливание феномена междисциплинарного характера времени и, прежде всего, вопрос о способе включения данных различных наук в наше знание о времени, то есть, касается предметного поля философии науки и методологии междисциплинарных исследований [80]. «Необходимо выявить и проанализировать основные свойства, присущие объективному времени» [81]– пишет в своей работе О.В. Малюкова. «Поиск этих свойств должен опираться на результаты, полученные в разных науках, напрямую сталкивающихся с феноменом темпоральности. Речь идет, в первую очередь, о физике, биологии, гражданской истории и логике. Поскольку методы и понятийные каркасы перечисленных дисциплин различны, возникает проблема разработки общего языка и концептуального аппарата, позволяющих вести сравнительное обсуждение проблемы времени, сопоставлять выводы, полученные в этих науках» [82]. В правомерности замечания автора о том, что «понятийные каркасы перечисленных дисциплин различны», сомневаться не приходится. Но при этом возникает, как минимум, два других вопроса. Разве мы доказали, что время с необходимостью объективно? И, вообще, откуда следует, что перечисленные дисциплины изучают именно объективное время? Подобная постановка проблемы междисциплинарности требует, как минимум, предварительной рефлексии над фундаментальными эпистемологическими предпосылками научного знания и касается самостоятельного вопроса о соотношении научных знаний и объективной реальности, который, как известно, не имеет однозначного решения, предполагая, в качестве одного из вариантов, сугубо инструменталистскую интерпретацию данного вопроса. Поэтому, и этот тезис я буду отстаивать ниже, прежде, чем говорить о том, что междисциплинарный подход возможен в принципе в качестве предполагающего построение единого концептуального аппарата и при этом претендующего на то, чтобы изучать свойства объективного времени, необходимо решить сам вопрос об объективном времени и его метафизических референтах, и только после этого приступить к поиску релевантных эпистемологических средств! Поэтому я склонен думать, что характерная для отечественных исследований проблемы времени тяга к междисциплинарному подходу с присущим ему выраженным акцентом на то, что в его рамках изучается Мир и объективное время, это, на самом деле, явление, в своих глубинных основаниях связанное с влиянием диалектико-материалистической традиции. При этом, сразу оговорюсь, я вовсе не утверждаю, что этот подход неправильный. На мой взгляд наддисциплинарный характер феномена времени имеет глубокое объективное содержание. Однако тезис об объективности времени нельзя рассматривать в качестве априорной предпосылки этого подхода.