Юлия Говорухина - Русская литературная критика на рубеже ХХ-ХХI веков

Реципиент литературно-критического дискурса – читатель элитарный, заинтересованный в получении авторитетного суждения о литературной действительности и ее фактах. Одной из его компетенций должна быть способность приблизиться к ментальности субъекта критического суждения, а также способность принять специфическую систему, логику аргументации в критическом тексте, допускающую большую долю субъективности, эмоциональности. Цель критика – обрести единомышленников, поэтому в рецептивную компетенцию литературно-критического дискурса входят солидарность мышления и со-чувствование.

Критический дискурс конструктивен, поэтому важную роль в литературно-критическом ментативе играет креативная компетенция. Критика осваивает неизученный литературный материал, формируя металитературный контекст. Креативная компетенция критического дискурса состоит в конструировании «литературного пейзажа», выстраивании ценностных иерархий/критериев, в инновационности металитературного языка, на котором осуществляется все множество критических суждений, в корректировании и формировании новых ментальных представлений. Принадлежность литературно-критического высказывания к ментативному дискурсу и особенности его коммуникативных условий объясняют значимость прагматической компоненты целеполагания, направленной на убеждение.

Выделим и другие цели, располагая их не иерархически-соподчиненно, поскольку в зависимости от мотива та или иная целеустановка может стать доминирующей. Первая цель формулируется нами исходя из герменевтико-онтологического представления о «понимающем бытии». Цель критика – изначально – познать литературное явление как часть бытия. Вторая цель соотносится с литературным явлением как сегментом критической деятельности – интерпретировать художественное произведение/литературное явление с использованием того или иного способа/метода познания в аспекте, заданном мотивом. Момент интерпретации, напомним, неотделим от самоинтерпретации. Реализация этой цели предполагает создание ментальной модели (первичного текста) интерпретации. Результатом интерпретации может стать реконструирование «вопроса» автора или образа автора как «вопрошающего». Третья цель, выделяемая теоретически как отдельная, но в момент реализации совпадающая с предыдущей, – оценка художественного произведения/литературного явления в соответствии с представлениями об эстетическом идеале, своим представлением об «ответе», эстетическим вкусом, либо, как вариант, в соответствии с заданной оценкой. Четвертая – порождение критического текста, реализация авторской интенции. Пятая – осуществление ментальных, поведенческих изменений в реципиенте. Отдельные целеполагания могут редуцироваться, осознаваться как первостепенные или второстепенные в зависимости от мотива. Критерием типологии интенций в их связи с целеполаганием становится степень осознанности, приоритетности той или иной цели, с одной стороны, и интенсивности привлечения интерпретируемого и оцениваемого материала, с другой.

Аналитико-ориентирующая интенция, условно вербализуемая в действиях «изучить, проанализировать, проследить и т.п.», реализуется чаще всего в жанре обзора, критического разбора, статьи, заметок. В чистом виде она представлена в научно ориентированной критике, сосредоточенной на анализе литературного явления. Выходы за пределы интерпретируемого объекта подчинены логике аргументации и не являются самоцелью. Примером критических работ, в которых реализован данный вид интенции, служат статьи А. Моторина «Лирический прилив» (Новый мир. 1992. № 9), М. Липовецкого «Современность тому назад» (Знамя. 1993. № 10), Е. Иваницкой «Постмодернизм = модернизм?» (Знамя. 1994. № 9), А. Ранчина «”Человек есть испытатель боли…” Религиозно-философские мотивы поэзии Бродского и экзистенциализм» (Октябрь. 1997. № 1), И. Роднянской «Сюжеты тревоги. Маканин под знаком “новой жестокости”» (Новый мир. 1997. № 4), А. Уланова «Медленное письмо» (Знамя. 1998. № 8) и др.

Структура цели в текстах с аналитико-прагматической интенцией организована следующим образом: доминирует аналитическая цель (интерпретировать то или иное литературное явление), аксиологическая становится второстепенной либо редуцируется, собственно прагматические целеустановки присутствуют, но не определяют коммуникативную стратегию.

Полемически-прагматическая интенция («оспорить, дать оценку, доказать свою точку зрения, убедить, внушить и т.п.»). Данная интенция характерна для критических работ в жанре полемической статьи, критического разбора с высокой степенью оценочности. Этот вид интенции объединяет статьи Л. Лазарева «Былое и небылицы» (Знамя. 1994. № 10), Н. Елисеева «Гамбургский счет и партийная литература» (Новый мир. 1998. № 1), В. Камянова «Игра на понижение. О репутации “старого искусства”» (Новый мир. 1993. № 5), Н. Ивановой «Неопалимый голубок. “Пошлость” как эстетический феномен» (Знамя. 1991. № 8) и др. В них актуализирована установка на адресата как объекта воздействия. Интерпретируемый материал, как правило, используется в качестве повода для обсуждения не собственно литературных, а социальных проблем, в качестве дополнительного средства аргументации.

Интенция самопрезентации характерна в большей степени для газетной критики 68 68 Об этой черте новой газетной критики пишет Н. Иванова в статье «Сладкая парочка» (Знамя. 1994. № 5). . Роль художественного произведения в текстах, реализующих данный вид интенции, как правило, минимальна, используется как повод демонстрации критиком собственной осведомленности, причастности описываемым событиям и т.п. Прагматическая компонента целеполагания определяет способ порождения такого типа критических текстов.

Установка на адресата является общей для выделенных видов интенций. Она объединяет две различные коммуникативные процедуры: интерпретации и продуцирования текста и является структурообразующей для критической деятельности в целом. Понятие установки заимствуется нами из психологии 69 69 По словам А. Г. Асмолова, «в деятельности, как и в любом движении, всегда присутствует тенденция к сохранению его направленности. Стабилизаторы деятельности находят свое выражение в своеобразной инерции деятельности. Роль такого стабилизатора выполняет установка» (см.: Асмолов А. Г. Деятельность и установка. М., 1979. С. 6). По мнению Д. Н. Узнадзе (ученый исследует феномен установки экспериментально, но затем выходит за рамки эксперимента, связанного с эффектом иллюзий, и делает вывод о возможности использования метода в изучении проблемы установки вообще), установка – это момент динамической определенности психической жизни, целостная направленность сознания в определенную сторону на определенную активность (см.: Узнадзе Д.Н. Психология установки. СПб., 2001. С. 25). В акте критической деятельности это направленность на коммуникативный акт, будущий или настоящий, с его прагматической составляющей. . Как доминирующая эта установка проявится в акте текстообразования, однако уже на первом этапе критической деятельности она будет присутствовать имплицитно, или, по выражению Д. Н. Узнадзе, «внесознательно, предваряя появление определенных фактов сознания» 70 70 Узнадзе Д. Н. Психология установки. С. 59. . Здесь, вероятно, происходит процесс иррадиации (иррадирование – свойство установки, выражающееся в динамизме, переходе из одной области в другую). На втором этапе критической деятельности мы имеем дело с той же установкой, но усложненной прагматически. Критику необходимо сформировать/откорректировать установку восприятия продуцируемого текста. Установка, таким образом, выполняет роль «коммуникативного вектора» (О. Каменская 71 71 Каменская О. Л. Текст и коммуникация. М.,1990. ).