Ольга Гевель - «Долоховский текст» творчества Л.Н. Толстого: истоки, семантика, функции, контекст

Зарубежное толстоведение также внесло значительный вклад в изучение поэтики романа «Война и мир». Гэри Сол Морсон обратил внимание на то, как воспринимали образ Долохова первые читатели Толстого:

«Возможно, одна из причин, по которым первые критики сочли Долохова главным героем романа, – это его способность (данная в романе только ему) одинаково эффективно действовать в обеих ситуациях» 34 34 Morson G.S. Hidden in a Plain View. Narrative and Creative Potentials in “War and Peace”. Stanford, 1987. P. 172. (ситуации войны и ситуации мира / светской жизни. – О.Г. ).

Образу Долохова и романтическим элементам в его структуре посвятила свою работу упоминавшаяся выше Донна Оливер 35 35 Oliver D. Dolokhov as Romantic Parody: Ambiguity and Incongruity in Tolstoy’s Pre-Byronic Hero // Tolstoy Studies Journal. 2003. Vol. XV. P. 50–66. . Ключевым элементом концепции Д. Оливер является акцент на особой роли Долохова в персонажной системе романа, а также вообще в художественной системе Толстого. В этой связи исследовательница справедливо дистанцируется от несколько наивных оценок героя с точки зрения того, «плох» он или «хорош». Учёным существенно расширен смысловой потенциал образа, в котором предложено видеть социокультурную тенденцию, аналогичную байронизму, – «долоховизм» (притом что Долохову, герою исторически более раннего поколения, сам Байрон известен быть не мог). «В результате Толстой предлагает через Долохова другой источник будущего поведения Евгения Онегина, Печорина и других героев русского романтизма: не байронизм, а “долоховизм”» 36 36 Ibid. P. 52. . Д. Оливер подчёркивает преемственность эпизода с письмом Наташи, на самом деле написанным Долоховым, с письмом Германа Лизавете, открывая новые перспективы для сравнения: наполеоновский «фон» обоих персонажей, их жизненная неустроенность и т.д. Исследователь также отмечает недостаточное внимание к этому образу, характерное для толстоведческой литературы. Существенным является замечание о важной роли Долохова в судьбах толстовских героев. Д. Оливер называет это «внесением печали/беды» 37 37 Ibid. P. 51. в их судьбу, что играет роль «катализатора» 38 38 Ibid. P. 57. , например, для сознания Пьера, постигающего благодаря этому то, что он и так в глубине души должен был понимать. В дальнейшем автор работы прослеживает итоги деяний Долохова, показывая, что все его разрушительные импульсы ведут и к позитивным, счастливым исходам.

Похожие наблюдения о влиянии Долохова на судьбы других толстовских героев сделаны несколько ранее Джорджем Р. Клеем:

«Похожим образом Долохов помогает протагонистам: сначала наставляя рога Пьеру, а потом провоцируя его на дуэль; затем вовлекая Николая в крупный карточный проигрыш. И если Анатоль выписан так, чтобы казаться доминирующей фигурой, притом что Наташа видится его жертвой, точно так же и в сцене карточной игры на первый взгляд кажется, что Николя – муха в паутине Долохова. На самом деле верно обратное: функцией долоховского карточного ловкачества становится провокация духовного роста Николая» 39 39 Clay G.R. Tolstoy’s Phoenix. From Method to Meaning in “War and Peace”. Northwestern Univ. Press, 1998. P. 120. .

Аналогичным образом «в ретроспективе мы можем увидеть, что семилетнее добровольное заточение в Лысых Горах – это то, что сохраняет Марию для Николая. Как и фиаско первого брака Пьера и расставание с женой через дуэль, спровоцированную также Долоховым, сохраняет его в состоянии холостяка, пока Наташа растёт» 40 40 Ibid. P. 112. .

Далее Д.Р. Клей вслед за большинством исследователей-толстоведов обращает внимание на неизменность Долохова: «Долохов не собирается меняться: Долохов – это Долохов, непреодолимо жестокий, врождённо нечувствительный, обречённый двигаться только в одном направлении. Он получает наслаждение не только от выигрыша (пари всех родов, адюльтер, партизанская война), но и от втягивания других в те “игры”, правила которых он знает лучше всех. Их проигрыш – вот его настоящий выигрыш. Он не прост – ни пешка, ни марионетка…» 41 41 Ibid. P. 120.

Сложность образа Долохова, как нам кажется, заключается в том, что персонаж этот неизменно равен самому себе, и при этом, как и герои Достоевского, «незавершён», что противоречит традиционным представлениям о завершённости толстовских героев одновременно с их «текучестью». Долохов определённо иной, и эта «инаковость» должна стать предметом специального исследования. Избранный нами герой, безусловно, ближе к антропологии романов Достоевского, но его появление в толстовском тексте – не ошибка и не случайность.

И.А. Бунин в «Окаянных днях» отметил важный аспект творческого процесса Л.Н. Толстого: «…написание каждого слова в “Войне и мире” есть в то же время и строжайшее взвешивание, тончайшая оценка каждого слова» 42 42 Бунин И. А. Окаянные дни. Л., 1991. С. 90. . Создание персонажа Толстым – долгая работа по соизмерению его с жизнью. Толстовский герой «размыкается» в жизнь – и наоборот, живая реальность отражается в художественных образах (для создания одного героя порой задействовано несколько различных прототипов и стилевых стратегий). В данной главе мы рассмотрим эволюцию толстовского замысла в отношении образа Фёдора Долохова.

Работа над созданием этого персонажа была нелёгкой, что отражается в дневниках писателя. Cуществует четыре записи, посвящённые Долохову. Все они относятся к осени 1865 г. (15, 17, 20, 21 октября). Это самая частая череда упоминаний героя «Войны и мира». Дважды Толстой пишет о Билибине, обыкновенно же во время создания романа-эпопеи писатель дневник не ведёт вообще (роман как будто вытесняет дневник, вбирает в себя дневниковый материал).

Гэри Сол Морсон одним из первых обратил внимание на неравномерность присутствия Долохова в эпизодах романа «Война и мир». По мысли исследователя,

«Долохов представляет собой самый яркий пример непропорциональности по отношению к сюжету. Он появляется так часто, он описан так детально и ведёт себя так драматично на первых ста страницах романа, особенно в разделе, первоначально названном “1805 год”, что точно кажется его главным героем. Мы можем вспомнить, что читатели первых ста страниц считали его главным героем. Но роль его значительно уменьшилась после его дуэли с Пьером и неудачного сватовства к Соне, о нём забывают на несколько сотен страниц, и он вскользь появляется лишь во второй части книги» 43 43 Morson G.S. Hidden in a Plain View. Narrative and Creative Potentials in “War and Peace”. Stanford, 1987. P. 151. .

Действительно, Фёдор Долохов появляется гораздо чаще в первой половине романа, во второй же половине герой как будто медленно начинает исчезать из сюжета. В первом томе Долохов присутствует в восьми эпизодах (пари с англичанином; рассказы о квартальном и медведе; смотр войск; диалог с Жерковым под аккомпанемент солдатской песни; разговор с французами через неприятельскую цепь; атака роты Тимохина и предъявление Долоховым трофея; упоминание подвига Долохова в докладе Багратиону; сцена на льду плотины Аугеста).