Павел Ильин - Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.

Как было отмечено на заседании Комитета, новый «аттестат» с указанием принадлежности к тайному обществу без знания его «злонамеренной цели» было решено выдавать освобождаемым лицам, «кои принадлежали к первому обществу, основанному Александром Муравьевым (речь идет о Союзе спасения. – П. И.), или к Союзу благоденствия, но по исследованию найдены отставшими и непричастными к обществам, составившимся в 1821-м году после разрушения Союза благоденствия…» [77] Там же. .

В дальнейшем это решение строго соблюдалось. Вслед за получившими «аттестат» такой формы Ф. Ф. Гагариным и Н. И. Кутузовым им снабдили Н. И. Комарова и членов Союза благоденствия, освобожденных от преследования в марте-апреле 1826 г.: Ф. Г. Кальма, И. М. Юмина, а затем подозревавшихся в участии в более поздних декабристских обществах (эти подозрения, по заключению следователей, не подтвердились) А. В. Семенова и М. Н. Муравьева [78] Для освобождаемых лиц, не принадлежавших к тайному обществу, сохранялась прежняя форма аттестата. Это же, разумеется, распространялось на тех подследственных, которые были оправданы от обвинений в принадлежности к тайным обществам и заговору 14 декабря (А. А. Плещеев 2-й, А. С. Грибоедов и др.). .

Иная ситуация сложилась с прощенными в первые дни расследования. После освобождения они возвращались к службе без документального свидетельства об оправдании (как, впрочем, и о привлечении к делу).

Обстоятельством, характеризующим принципиальное отличие в процедуре освобождения прощенных в первые дни процесса от освобожденных в ходе следствия, является факт подачи одним из «высочайше прощенных» в декабре 1825 г., Петром И. Колошиным, прошения о выдаче ему оправдательного документа и содержание официального ответа на это прошение. В июне 1826 г. Колошин обратился по начальству с просьбой, адресованной Следственному комитету: выдать «какое-либо явное свидетельство», подтверждающее его «невинность», тем более что его фамилия упоминалась в «Донесении Следственной комиссии» наряду с осужденными по процессу. В ответ на прошение последовал отказ, который аргументировался следующим образом: «Отвечать, что как он в Комитет к следствию требован не был, и нет ему аттестата» [79] ВД. Т. XX. С. 415–416. . Действительно, с формальной стороны это было так. Колошин не допрашивался на заседаниях Комитета ни в качестве обвиняемого (находясь под арестом), ни как свидетель (что можно соотнести со случаями привлекавшихся к допросам без ареста); он был освобожден до начала его регулярных заседаний. Не будучи, строго говоря, привлеченным к расследованию, он не мог претендовать на статус «очищенного» следствием. Фактически положение Колошина, как и других лиц, освобожденных по воле императора в первые дни следствия, определялось тем, что они были «помилованы», прощены и освобождены от самого расследования. В силу такого положения эти лица, в том числе находившиеся под арестом, не наделялись оправдательным документом. Таким образом, с формально-юридической стороны степень их виновности оказалась непроясненной.

Итак, если основание для появления категории прощенных «по высочайшему повелению» заключалось исключительно в праве императора миловать тех, кого он считает нужным, то освобождение от наказания в ходе следствия, с выдачей оправдательного свидетельства по решению Комитета, опиралось, по-видимому, на выявленную степень виновности, которая по установленной следствием (с санкции императора) «градации преступлений» не подлежала наказанию. Освобождение от ареста и преследования в ходе следствия близко к «высочайшему прощению», т. е. к первому виду аболиции. Поэтому не случайной видится близкая к формулировкам «прощения» фраза о «совершенном забвении» вины Лопухина, Долгорукова, Шилова и Толстого, отразившаяся в итоговых документах следствия (о чем будет сказано ниже). Имеется и еще одно существенное различие между этими группами освобожденных. Если в случае прощенных и освобожденных в начале следствия обобщающие «записки» о «силе вины» не составлялись, а в некоторых делах о привлекавшихся к допросам не арестованными (Витгенштейн, Шипов, Толстой) содержится лишь сводка показаний о них, то в случае получивших при освобождении «аттестаты» – их дела включают «записки», на основании которых выносились решения. Это говорит о разной степени активности следствия по отношению к освобожденным от наказания. Интересно отметить в этой связи, что даже близкие к императору лица не избежали личного разговора с ним, либо подачи записок с объяснением своего участия в тайном обществе. Это свидетельствует о том серьезном значении, которое придавал делу «государственной важности» сам Николай I. Любой факт причастности к деятельности тайного общества и любая степень причастности к нему становились основанием для проведения расследования, более или менее подробного.

Рассмотрим особенности ведения следствия в отношении каждой из групп освобожденных от наказания лиц, обнаруживших свою принадлежность к тайному обществу.

В первые дни расследования состоялось «высочайшее прощение» нескольких лиц, об участии которых в тайном обществе на момент помилования или позднее были получены убедительные данные. Наиболее известная и колоритная фигура в группе освобожденных «по высочайшему повелению» в первые дни следствия – Петр Иванович Колошин.Петр Колошин – один из давних участников тайного общества. Он состоял членом Союза спасения, Военного общества и Союза благоденствия, занимал видное место среди руководителей последнего (член Коренного совета). Представитель поколения основателей тайных обществ, Колошин принимал деятельное участие в составлении устава Союза благоденствия «Зеленой книги»; он же перевел на русский язык первоисточник этого документа – опубликованный устав немецкого «Тугендбунда». С 1819 г. Колошин возглавлял одну из московских управ тайного Союза, участвовал в Московском съезде 1821 г., который вынес решения о закрытии Союза благоденствия и учреждении нового тайного общества.

Следствие располагало показаниями о том, что Колошин формально отошел от руководства тайным обществом после Московского съезда 1821 г., но продолжал встречаться с некоторыми его членами вплоть до событий 14 декабря 1825 г., о чем говорили первые показания С.П. Трубецкого. 25 декабря было отдано распоряжение об аресте Колошина [80] ВД. Т. I. С. 9, 30; Т. XVI. С. 45. . В тот же день на единственном допросе у В. В. Левашева в присутствии Николая I сам Колошин обнаружил круг связей (С. П. Трубецкой, И. И. и М. И. Пущины, Е. П. Оболенский, К. Ф. Рылеев), которые свидетельствовали о продолжении его контактов с деятелями конспиративного общества. Вместе с тем, на допросе Колошин представил тайное общество, в котором состоял, как просветительскую организацию; причастность к политическим целям и намерениям отверг. Как позже писал сам Колошин императору «…угодно было простить мне заблуждения прошедшие и поверить настоящему образу мыслей моих» [81] ВД. Т. XX. С. 415. . После разбора бумаг и упомянутого допроса Петр Колошин «по высочайшему повелению» был освобожден [82] Дело Петра Колошина опубликовано: ВД. Т. XX. С. 413–416, 548–549 (комментарий А. В. Семеновой). . В дальнейшем в руках следователей появились новые обвиняющие показания: по утверждению Е. П. Оболенского, Колошин знал о продолжении тайного общества после 1821 г., о существовании Северного общества, политических планах тайного общества [83] ВД. Т. I. С. 238. . Но это не повлекло за собой никаких дополнительных разысканий, не состоялось и привлечение к ответственности уже прощенного императором лица.