Владимир Красиков - Русская философия today

• Утверждение рационального образа философского знания,в отличие от приписывания русской философии принципиальной иррациональности (конкретно сущее, любовь, органицизм и всё такое); тесной связи, доходящей до слияния, с православием; профетизма философии в предстоящем богочеловеческом изменении мира. Философия – это дискурсивно-рефлексивное и общеобязательное знание, которое должно выражаться в "ясных, отчетливых, с внутренней очевидностью связанных между собой понятий рассудка" 10 10 Яковенко Б. Очерки развития русской философии // Мощь философии. СПб.: Наука, 2000. С. 793. Декартово-гуссерлианское первородство здесь бесспорно и очевидно. . Философия автономная и самодостаточная сфера культуры, хотя и имеющая просвещенческие, воспитательные, эвристические функции, однако она не служанка идеологии, даже национальной;

• Прокламирование универсализма и единства философского знания. Приватные национализации философии есть ее идеологизации, использование какими-либо силами в своих корыстных интересах. Нет никакого "специального глубокомыслия" русской философии, которое обеспечивается особыми отношениями с обязательно православным Создателем, нет никакого "нутряного style russe".

Под подобными идеями смело могли бы поставить свою подпись и большинство континентальных философов. Потому космополиты в нашей философской традиции интересны и значимы более для нас – своей критикой, предостережениями от сильной увлеченности впадением в самобытность 11 11 Других философов, из иноземцев и иноверцев, менее слушают: ну что, мол, они в нас могут понять, не их это дело, они не мы. А вот когда о том говорят свои, со знанием наших реалий, с теми же, что и мы, чувствами, – это другое дело. . Но для европейцев они вторичны, малоинтересны; иное дело резкие, яркие и эпатажные русские с их странными нарциссическими идеями. С ними категорически не согласны, они пугают, но с ними интересно 12 12 История дружбы антиподов: Гуссерля и Шестова. После шестовской заочной иррационалистической критики его позиций Гуссерль сам пошел на знакомство с Шестовым. Между ними не было почти ничего общего, но это-то и было интересно и стало основанием их взаимной приязни. О том же пишет Бердяев, рассказывая о встречах и отношениях с Кайзерлинком, Маритеном и Марселем. .

Однако для нас, людей начала XXI в., одинаково необходимы и нужны обе стороны нашей культурной традиции – "русской философии". Они, каждая по-своему, в концептуальной, мировоззренческой, метафорической формах выразили особенности русского способа переживания и обсуждения вечных общечеловеческих проблем, или же основные черты "русской души"и "русской идеи". Присмотримся поближе к этой работе наших предшественников: какие черты нашего национального характера и каким образом представлены в идеях русской философии?

Говоря о чертах национального характера, мы будем иметь в виду прежде всего характерные, отличительные. Ведь собственно набор распространенных человеческих качеств есть, в той или иной степени представленности, у каждого из нас, как и у любого из народов. Мы будем рассматривать, так сказать, заведомо специфические – те общечеловеческие черты, которые по каким-либо причинам получали у нас гипертрофированное развитие.

Прежде о соображениях методологического характера в понимании такого сложнейшего, рационально-иррационального и вдобавок всегда сильно идеологизированного, потому имеющего болезненные реакции при своем обсуждении, феномена, как "национальный характер", "русская душа". Нам близка в понимании этого феномена позиция витальной культурологии (Данилевский, Шпенглер, Кребер, Херсковиц): оригинальная совокупность общечеловеческих черт "души" (менталитета)какой-либо культуры составляют ее основу, социо-природное априори и, по сути, не могут быть изменены в дальнейшем развитии культуры. Хотя могут быть и определенные коррективы (ослабление интенсивности, резкости проявления, комбинация с другими) этих характерных черт со стороны окружающих условий, однако общий рисунок, узнаваемый типаж, склад не меняются. Душа только может умереть со смертью культуры (хотя этнический тип, физические люди, потомки могут и остаться),так же как и характер человека – с его смертью. Возрастные изменения могут умиротворять или, напротив, озлоблять, как-то аранжировать основную тему, но как сформировался человек в юности, таковым он и будет в принципе до ухода в мир иной 13 13 Народная мудрость зафиксировала это в поговорках: "горбатого могила исправит", "как волка ни корми, а он всё в лес глядит". . То же и с национальным характером.

Принятие одной методологической позиции означает несогласие с другими, несовместимыми. Мы не согласны с мнением о том, что "душа" имеет психологический возраст, но не отрицаем усложняющееся качественное развитие сознания.

Сознание прижизненно меняется (по своей структуре распределения внутри секторов: памяти, рефлексии и воображения) 14 14 См. подробнее: Красиков В. И. Синдром существования. Томск, 2002. , однако психология, характер – нет. Некоторые же "рациональность" понимают скорее как одну из психологических национальных характеристик, а не состояние сознания в сопряжении с памятью и воображением. Можно встретить аналогию психоментального состояния "русской души" с душой подростка – в сравнении с "взрослым" состоянием западноевропейской души, набравшей в ходе более длительного культурного развития житейского опыта, мудрости, толерантности и рациональности. А мы, как подростки, кидаемся из крайности в крайность, анархичны и экстремистичны.

Эта позиция, которая по видимости также похожа на виталистскую, на деле относима скорее к некоей психологистской модификации старой доброй европоцентристской теории прогресса. Здесь опять задается нормативный образец, в данном случае психологистский, "взрослого и умудренного". Вот, мол, наша молодая русская цивилизация еще немного повзрослеет, еще немного разовьется – и придет опыт, выдержка и рациональность 15 15 Преобладая в общественном мнении западнической ориентации еще в XIX в., подобная позиция представлена и у Бердяева в его "Самопознании", когда он говорит о том, что мы еще молодой народ, варвары, тогда как западноевропейцы – уже старый, утомленный народ. И другие философы его генерации высказывали сходные идеи. В наше время эту позицию ярко выразил Л. В. Карасев (Русская идея /символика и смысл/ // Вопросы философии.1992. № 8). . По такой логике самыми рациональными культурами должны быть китайская и индийская, по сравнению с которыми европейцы – вообще младенцы. Можем ли мы сказать подобное, помимо политкорректных экивоков в сторону мудрости и глубокомысленности восточных философских учений? Вряд ли: сами-то учения сформировались тысячи лет назад, не сейчас, и они были, есть и будут элитарными культурными явлениями. Душа же китайского ли, индийского ли крестьянина была и остается (пока) неизменной, как и их городские аналоги. Правители, клики, идеологии меняются, но всё в целом остается как есть: как горстке монголов (в сравнении с населением Поднебесной) в XIII в. удалось захватить Китай, так это было и в XIX в. проделано маньчжурами, а в XX в. уже маоистами.Могут сказать: Восток есть Восток и здесь нет "истории", но по такой логике история есть лишь у Западной Европы и нет ее у остального населения планеты.