Нина Цинцадзе - Государство, общество и природа в России конца XIX – первой трети XX века. Танго втроём

Богатейший фонд исследований в сфере аграрной истории России стал для нас важнейшей отправной точкой и концептуальной сокровищницей и в изучении особенностей крестьянской экоментальности, т.к. в контексте экоистории России. В частности, в материалах международной конференции «Менталитет и аграрное развитие России (XIX–XX вв.)», организованной в 1994 г. видными историками-аграрниками И. Д. Ковальченко, Л. В. Миловым, В. П. Даниловым и др., нам были интересны различные точки зрения ученых на системообразующие факторы менталитета российского крестьянства, которые также влияли на природовосприятие и хозяйственное поведение крестьян 119 119 Менталитет и аграрное развитие России (XIX–XX вв.): мат-лы Междунар. конф. М., 1996. . При выявлении и анализе особенностей восприятия крестьянством экопроблем села, значительную помощь оказала теория Л. В. Милова о природно-географическом факторе в истории страны 120 120 Милов Л. В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М., 2001. .

Следующим блоком смежных исследований выступили работы по проблемам социальной истории, исторической памяти, исторической социологии. Прежде всего отметим, что определенную роль в общем понимании эпохи как таковой сыграли исследования В. П. Булдакова 121 121 Булдаков В. П. Утопия, агрессия, власть. Психосоциальная динамика постреволюционного времени. Россия, 1920–1930 гг. М., 2012. . Более конкретное значение в процессе изучения крестьянского опыта взаимодействия с природной средой обитания для нас имела коллективная монография «Традиционный опыт природопользования в России», ответственными редакторами которой выступили Л. В. Данилова и А. К. Соколов 122 122 Традиционный опыт природопользования в России. М., 1998. . Важные концептуальные рассуждения о крестьянской памяти как составной части социальной памяти мы почерпнули в книге И. Е. Козновой, которая изучила особенности крестьянского восприятия насыщенных событий XX в. 123 123 Кознова И. Е. XX век в социальной памяти российского крестьянства. М., 2000. Ею справедливо замечено, что «крестьянская память выступает духовным ресурсом современных аграрных преобразований, ведь социальная память вообще сохраняет в общественном сознании модели прошлого поведения» 124 124 Там же. С. 35, 52. .

В рамках исследования И. Е. Козновой нас заинтересовало выявленное ею отношение крестьян к важнейшему природному ресурсу – земле, главному маркеру крестьянского мировосприятия. По материалам этнографических обследований сел Европейской России исследовательница отмечает то, что в 1920-е гг. в крестьянской среде было заметно «стремление к стабилизации и интенсификации землепользования», в т.ч. к использованию практики многополья 125 125 Там же. С. 45. .

Особенно насыщена память о заботливом отношении к земле у поколений, родившихся в первой четверти XXв. Оно выражалось распространенной в крестьянских рассказах фразой: «Берегли – это ужас как!». 126 126 Там же. С. 188. Социальное отношение к земле у представителей старшего поколения было более острым и глубоким, т.к. они еще помнили малоземелье, трудности землеустройства. При этом И. Е. Кознова обращает внимание на произошедшую в первой трети XX века трансформацию крестьянского отношения к земле: от бережного восприятия ее как «ничьей», «Божьей», до безразличного как к государственной 127 127 Там же. С. 89. .

Уникальное социологическое исследование российской деревни XX в. было проведено в 1990–1993 гг. в рамках российско-британского проекта «Изучение социальной структуры советского и постсоветского села» под руководством Т. Шанина. По его итогам был собран богатейший материал, который послужил для последовавших социологических, исторических, этнологических, культуральных исследований. Истории селений и отдельных крестьянских семей были записаны со слов селян Севера, Центра, Юга, Сибири РСФСР, Белоруссии и Прибалтики. Отдельным сюжетом в этом исследовании стали экологические вопросы 128 128 Денисова Л. Н. Экологическая память российской деревни XX в. (по материалам социологических обследований 1990-х годов) // Историческая экология и историческая демография: сб. науч. ст. / под ред. Ю. А. Полякова. М., 2003. С. 211–238. . Экологическую историю российских сел участники проекта делят на три периода: «старый» или «общинно-единоличный» до начала коллективизации, «новый» – с начала коллективизации до конца 1950-х – начала 1960-х гг., «современный» – с 1960-х гг. Основное направление экологической истории села исследователи видят в постепенном разрушении экологического равновесия между крестьянством и природой. «Отлучение» от природной среды обитания было долговременной и целенаправленной государственной политикой. Побочным последствием стало углубление экокризиса в деревне. Социологи подметили то, что эта политика была подчинена «внешним» для крестьянского мира задачам и не контролировалась на уровне села. Крестьяне воспринимали ее как разновидность стихийного бедствия, ниспосланного свыше 129 129 Там же. С. 212–213. .

После коллективизации жизнь села стала жестко управляться сверху. Отдельные аспекты природопользования попали в руки разных ведомств. Исчезла некогда единая экологическая политика, осуществляемая общиной. Смена моделей природопользования проходила постепенно, традиции существовали параллельно с новым. Убыстрила процесс смены моделей Великая Отечественная война, оправдывавшая пренебрежительное и мобилизационное отношение к природным ресурсам. Как полагают исследователи, в 1930-е гг. были заложены важнейшие идеологические и организационно-хозяйственные предпосылки экологического кризиса XX в. 130 130 Там же. С. 216–217.

Определенное научно-теоретическое значение для нашего изыскания имели рассуждения Н. Г. Кедрова о крестьянских «письмах во власть» как феномене выражения их представлений о происходившем в стране в форме политической репрезентации 131 131 Кедров Н. Г. Крестьянские «письма во власть» как форма политической репрезентации (на материалах северной деревни 1930-х гг.) // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. 2011. № 1. С. 337–343. . В частности, ученый выделил три уровня крестьянской репрезентации в данных источниках: формальный (собственно содержание обращения к власти), прагматический (цели обращения), надпрагматический (представления, не выраженные прямо в формальной части, но «выводящиеся» из анализа прагматической части коммуникационного акта). Опираясь на данный подход, Н. Г. Кедров опроверг устоявшееся в науке мнение о социальном протесте крестьянства в 1930-е гг., указав на конформистский подход крестьянства к власти в рамках допустимой меры ее критики. Важным является вывод историка о том, что крестьяне не предполагали своего участия во власти, рассматривая последнюю в качестве надсоциальной силы, призванной решить все проблемы. Таким образом, заключал исследователь, крестьяне сознательно ставили себя в пассивное положение по отношению к власти, что отвечало ее интересам и обеспечивало устойчивость советского политического режима. Данные выводы оказались нами востребованными при обобщении результатов анализа выявленной фактологии.