А. Степанов - Число и культура

Аксиологический градиент в пятичастной классовой идеологеме, если взглянуть на рис.1, направлен по диагонали из нижнего правого угла в левый верхний (от бедного класса и крестьян к богатому классу и интеллигенции). Ввиду того, что деньги по-прежнему во многом служат мерилом человеческих отношений, то не только престиж идет вслед за ними, но и они за престижем. Снижение неравномерности распределения национального дохода, в свою очередь, оказывает благоприятное влияние на развитие национальной экономики, поскольку корзина потребления богатых состоит в значительной части из эксклюзивной зарубежной продукции, тогда как корзина менее обеспеченных слоев включает б ольшую долю продукции массовой и отечественной.

Движение денег вслед за престижем поддерживается и другими механизмами. Вместе с повышением социального авторитета "интеллигентных" занятий возрастает цена интеллектуального капитала, растет доверие богатых к соответствующему источнику инноваций, а значит, интенсифицируются инвестиции в новые технологии. Повышается и самооценка дополнительного идеологически "высшего" класса (интеллигенции), а вместе с ней и апелляция к собственным силам (установка создать что-то свое, "как Билли Гейтс", тем самым образовав совсем новую нишу). Если идеологема трех классов, как было сказано, запускает в России механизм порочного круга, работающего на общее понижение, то в данном случае обратная связь также присутствует, но меняет знак на противоположный /12/.

Наконец, у рассматриваемого варианта пятеричной классовой идеологемы есть еще одно, пока не упоминавшееся, достоинство. Речь пойдет о зрительном ряде, или визуальной суггестии. Специалисты по рекламе, разработчики фирменной символики, идеологи прежних времен всегда понимали важность данного фактора. Поскольку целевой аудиторией всякой классовой идеологемы является общество в целом, постольку здесь изначально следует ориентироваться на особенности массового восприятия. "Креатив" в данном случае – не салонный изыск, а подчиняется критериям простоты, яркой наглядности и доходчивости для практически любого из членов социума.

ХХ век, включая отечественную историю, предоставляет нам незабвенные образцы социально-визуальной продукции. У всех в памяти "иконографические" изображения самодовольного пузатого богача-капиталиста во фраке, цилиндре и с сигарой в зубах, а рядом с ним небритого, сутулого, изможденного бедняка в лохмотьях. Идеологический союз двух главных классов сталинского СССР нашел гениальное выражение в монументе Мухиной "Рабочий и колхозница", производившем яркое впечатление не только на миллионы соотечественников, но и левых европейских интеллектуалов той эпохи /13/.

В позднесоветский период, вместе с распространением образования и официальным признанием роли НТР, коммунистические идеологи отказываются от пренебрежительного ярлыка для интеллигенции как прослойки и вводят в оборот более комплиментарный штамп "советская интеллигенция". Общим местом плакатов тех лет становится тройка смотрящих в одну сторону (возможно, в ту, где маячил коммунизм) мужественного рабочего в синей спецовке, с гаечным ключом или штангенциркулем /14/, смахивающей то ли на Любовь Орлову, то ли на Мерилин Монро колхозницы с серпом и в красной косынке, а также облаченного в костюм и галстук сосредоточенного интеллигента в очках. Можно сколько угодно иронизировать над незамысловатостью подобных средств воздействия на массовое сознание, однако с той поры едва ли что изменилось по сути (достаточно взглянуть на мир "пиара" и "попсы").

Тривиально просты, если угодно примитивны, любые стереотипы, включая и классовые, и исключительно в этом качестве они достигают цели. Если ноуменальному массовому восприятию пятиклассовой идеологемы способствуют прецеденты из языка (система лиц местоимений), фольклора (сказочные семьи) и проч., то эффект "схватывания" лишь усиливается, будучи подкреплен в визуальной проекции.

Нетрудно заметить, что рассматриваемая разновидность пятисоставной классовой идеологемы позволяет не изобретать ничего принципиально нового – образы богатых, бедных, интеллигенции, рабочих, крестьян уже давным-давно заготовлены, разве что художники внесут без труда подобающие поправки на время (так, по эксклюзивному социальному заказу богатых, толстяка с сигарой можно заменить, например, по-спортивному стройной фигурой с теннисной ракеткой и нефтяной вышкой подмышкой, а крестьянин может предстать не в виде колхозницы в комсомольской косынке, а в виде фермера, по-рыцарски горделиво оседлавшего трактор).

Разумеется, совершенно ошибочно полагать, что классово-визуальные средства – из арсенала лишь коммунистической пропаганды. Самое позднее, со Средневековья "простой народ" опознавал социальную структуру, разглядывая картинки в календарях. В XVIII-XIX вв. в России становятся традиционными изображения фигур крестьянина в перепоясанной веревкой холщевой рубахе, онучах и лаптях, купца с лопатообразной бородой, в сапогах и кафтане, мещанина в мешковатом сюртуке, хлыщеватого бритого дворянина в мундире и тучного попа в рясе и с крестом на брюхе. Меняются времена, меняются и клише, однако сам принцип плакатности пережил все эпохи. Таким фактором, по-видимому, не стоит пренебрегать при оценке любых кандидатов на классовую идеологему.

Теперь прислушаемся к голосам потенциальных критиков классовой идеологемы, состоящей из богатых, интеллигенции, рабочих, крестьян и бедных.

Первая группа контраргументов исходит из того, что вообще отсутствует необходимость отказываться от добившейся высокой репутации на Западе трехчастной классовой идеологемы. Численность среднего класса в последние годы растет и в России, поэтому требуется лишь "потерпеть", пока удастся приблизиться к европейским экономическим и социальным стандартам, а тем временем сосредоточить усилия на повышении темпов роста ВВП. Уже сейчас в стране все обстоит не так уж и плохо, и, согласно данным некоторых опросов, к среднему классу в 2003 г. относило себя до половины российского населения [13].

С точки зрения нашей модели, такая позиция представляется недостаточно продуманной, если не лукавой. Начнем с того, что продемонстровано весьма избирательное отношение к цифрам опросов: например, ряд берется исключительно за самые последние годы и игнорируется, что нынешняя численность среднего класса только вернулась к состоянию перед кризисом 1998 г. Застрахована ли страна от повторения экономических и финансовых спадов? Или российская классовая система так и будет дышать, в том числе коллапсировать, в унисон экономической, следуя за волнами мировой конъюнктуры?