Грэм Хэнкок - Ковчег завета

При всем при том мне было отнюдь не легко попасть в Аксум. Активные действия повстанцев на главных дорогах и вокруг самого священного города делали невозможным путешествие по суше, и оставалось только летать. Для этого мне — вместе с моей женой и исследовательницей Кэрол и фотографом Дунканом Уиллеттсом — пришлось сначала добраться до столицы Эритрси Асмэры, откуда, надеялся я, нас перебросят через линию фронта на одном из находившихся там военных самолетов.

Расположенная на высоком плодородном плато, возвышающемся над внушающими страх пустынями эритрейского побережья, Асмэра — весьма привлекательный город с явно латинским характером, что и неудивительно: он был оккупирован итальянскими войсками в 1889 году и оставался итальянским бастионом вплоть до деколонизации Эритреи (и ее насильственного присоединения к Эфиопскому государству) в 50-х годах 4 4 На самом деле Эритрея была деколонизирована в 1952 г. На протяжении следующего десятилетия она объединялась в федерацию с Эфиопией, но сохраняла свою самостоятельность. В 1962 г. после референдума, считавшегося сфальсифицированным, федерация была распущена, и Эфиопия взяла под свой неделимый контроль эту территорию, управлявшуюся непосредственно из Аддис-Абебы. Хайле Селассие утверждал, что, не считая короткого Колониального перерыва, Эритрея всегда была составной частью Эфиопии и должна оставаться таковой. Многие же эритреицы придерживаются иного мнения. . Повсюду мы видели сады с ярко цветущей бугенвиллеей и палисандровыми деревьями, а теплый, полный солнечного света воздух был пропитан средиземноморскими ароматами, которые ни с чем не спутаешь. И еще одно обстоятельство обращало на себя внимание — присутствие многочисленных советских и кубинских военных «советников» в камуфляжной форме, с автоматами Калашникова, шатавшихся по благоухающим тенистым бульварам.

Советы, которые эти крутые парни давали эфиопской армии, боровшейся с эритрейскими сепаратистами, не казались нам особо умными. Больницы Асмэры были забиты до отказа ранеными, а представители правительства, с которыми мы встречались, были напряжены и пессимистично настроены.

Наше беспокойство только усилилось через несколько дней, когда в баре роскошного отеля «Амбасоира» мы познакомились с двумя замбийскими пилотами, временно работавшими в «Эфиопских авиалиниях». Они думали, что в течение шести месяцев будут набираться практического опыта пассажирских перевозок, а на самом деле занимались доставкой раненых с фронтов в Тиграе и Эритрее в госпитали Асмэры. Они пытались добиться от авиакомпании освобождения от этой опасной работы, но им указали на прописанные в их контрактах мелким шрифтом условия, по которым они были обязаны выполнять ее.

После нескольких недель почти беспрерывных вылетов на переделанных для перевозки раненых древних пассажирских самолетах ДС-3 оба пилота страдали военным неврозом, буквально тряслись и были озлоблены. Они признались нам, что пристрастились к выпивке, топя в ней свои печали. «Я не могу заснуть, если не напьюсь, — доверительно сообщил один из них. — Мой мозг постоянно прокручивает виденные мною страшные сцены». Дальше он описал подростка с оторванной взрывом пехотной мины ногой и другого юного солдата со снесенной снарядом половиной черепа, погруженных на его самолет утром того дня. «Самые страшные раны от шрапнели… люди с обширными повреждениями спины, живота, лица… Это ужасно… Иной раз весь салон самолета кажется заполненным кровью и внутренностями… За один раз мы перевозим до сорока раненых — больше, чем позволяет грузоподъемность ДС-3, но мы вынуждены рисковать, ибо просто не можем оставить этих бедняг умирать».

Их заставляли иногда делать до четырех вылетов в день, — добавил другой летчик. За предыдущую неделю он дважды вылетал в Аксум, и оба раза его самолет прошивали пулеметные очереди. «Очень тяжелый аэропорт — с грунтовой взлетно-посадочной полосой, окруженной холмами. Бойцы НФОТ сидят в них и стреляют по нам при посадке и взлете. Их не обманывает раскраска «Эфиопских авиалиний». Они прекрасно знают, что мы осуществляем военные перевозки…»

Обрадованные возможностью поделиться своими горестями с сочувствующими им иностранцами, к тому же не русскими и не кубинцами, замбийцы не сразу поинтересовались тем, что мы делаем в Эфиопии. Но в конце концов сделали это и были изумлены, услышав, что мы готовим к изданию богато иллюстрированную книгу по заказу правительства. Затем мы объясняли, что нам тоже нужно попасть в Аксум.

— Зачем? — поразились они.

— Затем, что в этом городе велись интересные археологические раскопки самых древних культурных слоев и именно в этом месте Эфиопии впервые зародилось местное христианство. Город в течение столетий был столицей, и наша книга без описания его выглядела бы весьма ущербной.

— Мы могли бы доставить вас туда, — предложил один из пилотов.

— Вы имеете в виду, когда отправитесь туда в следующий раз за ранеными?

— Нет. Вам точно не разрешат лететь одним из таких рейсов. Но послезавтра туда собирается группа высокопоставленных военных для инспекции гарнизона. Вы могли бы присоединиться к ним. Все зависит от того, кто в Аддис-Абебе сможет замолвить за вас словечко. Почему бы вам не попытаться?

Большую часть следующего дня мы потратили на телефонные переговоры с Аддис-Абебой, в частности с министром, непосредственно отвечавшим за наш проект. Дело было рискованное, но благодаря его влиянию мы все же получили места в самолете, следовавшим рейсом, о котором поведали наши замбийские друзья. На случай, если бы они отказались быть нашими пилотами, на борт ДС-3 поднялся и эфиопский экипаж, готовый совершить короткий подскок в Аксум.

Во время часовой задержки вылета из аэропорта Асмэры и самого тридцатипятиминутного полета я завершил чтение исторической справки и лишний раз убедился в том, что посещение Аксума стоит того.

Древние исторические упоминания рисуют картину крупного многонационального городского центра. В 64 году н. э., например, анонимный автор греческого торгового указателя, известного под названием «Плавание по Эритрейскому морю», называл правителя Аксума «принцем выше многих, образованным, знающим греческий язык». Несколько столетий спустя некий Юлиан, посланник римского императора Юстиниана, пел дифирамбы Аксуму как «величайшему городу всей Эфиопии». Царь, по его словам, был почти голым, ибо на нем были только расшитая золотом полотняная повязка от талии до чресл и украшенные жемчужинами полосы на спине и животе. На его руках были золотые браслеты, на шее — золотая цепь, на голове — также вышитый золотом полотняный тюрбан, с каждой стороны которого свешивались по четыре полоски. Когда посол вручал свои верительные грамоты, монарх, похоже, стоял в четырехколесной колеснице, запряженной четырьмя слонами. Высокие стенки колесницы были покрыты золотыми пластинами.