Марк Блау - От добермана до хулигана. Из имен собственных в нарицательные

Однажды Нико преподнес королеве Екатерине Медичи в подарок душистый порошок, сделанный из сушеных листьев табака. Королеву мучили мигрени, и Нико полагал, что приятный запах табака излечит ее. Тогдашние врачи утверждали, что этот чудесный порошок помогает и при насморке, и при многих других болезнях, а, кроме того, здоровый чих бодрит и прочищает мозги.

Сейчас это назвали бы гениальным рекламным ходом. Хотя вряд ли Жана Нико заботил коммерческий успех его табачных посадок. Между тем королеве нюхать табак понравилось. С ее легкой руки это занятие стало модным. Мода распространилась среди придворных. А поскольку некоторое время Нико был монополистом в производстве табачного порошка, эта мода, надо думать, способствовала его обогащению.

У распространения при французском дворе моды на нюхательный табак есть и еще одно объяснение – менее изящное и оттого, возможно, верное. Тогда мылись не так часто и легко, как теперь. Запах тела придворные старались перебить концентрированными духами. Но были еще блохи! Проклятые насекомые гнездились в прическах дам и кавалеров. Довольно скоро выяснилось, что табачный порошок не только приятно пахнет, но и изгоняет блох. Может быть, и это открытие также принадлежит Жану Нико. В любом случае, нюхательный табак стал таким популярным, что некоторое время многие всерьез считали Францию родиной табака; а растение в честь Нико все называли никотианой . Позже, в XIX веке, из табака выделили вещество, которое назвали никотином , и выяснили, что оно является сильным ядом-алкалоидом. Ставшая поговоркой фраза: «Капля никотина убивает лошадь» – верна. Но только при чем тут Жан Нико?

В 1902 году английская фирма Philip Morris обосновалась в Нью-Йорке и начала завоевывать американский рынок сигаретами с «благородным» названием Marlboro. Сигареты были намного дешевле сигар и, в отличие от трубок, не требовали никакой предварительной подготовки для курения. За 10 лет идея себя оправдала, и другие компании включились в массированный выпуск сигарет. Одновременно велась борьба за рынок сбыта – не только за его передел, но и за расширение.

Первая мировая война не способствовала смягчению нравов. Женщины перестали чувствовать себя нежными загадочными созданиями. Табачные компании сотворили образ роковой красотки с неизменной сигаретой в изящно изогнутой руке. Для женщин начали выпускать специальные «легкие» сигареты и манерные длинные мундштуки. Делались попытки приобщить к курению детишек. Конечно, «понарошку», будто бы в виде забавной игры во взрослых.

Кому война, а кому мать родна. С началом Второй мировой войны прибыли табачных компаний только возросли. Сигареты были включены в солдатский рацион. Те, кто возвращался с войны, оказывались уже готовыми постоянными потребителями сигарет.

В конце 1940-х – начале 1950-х годов повсеместная реклама, в том числе с киноэкранов, сделала свое дело. Курить стало модно, курить стали все. Прибыли табачных компаний зашкаливало. Но и расходы на рекламу были астрономическими. Думается, они намного превышали совокупные расходы на пропаганду всех европейских, азиатских и африканских тоталитарных режимов.

Несколько человек, заболев раком легких, не стали винить в этом Жана Нико или Христофора Колумба, а предъявили миллионные иски табачным компаниям, обвинив их в том, что своей агрессивной и тотальной рекламой они способствовали приобщению здоровых людей к табачной зависимости. И суд признал эти претензии обоснованными. Табачные компании выплатили компенсацию за утерянное истцами здоровье. Их адвокаты боролись не столько против конкретных истцов, сколько за такую формулировку решения суда, которая не создала бы опасный прецедент, не позволила бы миллионам курильщиков аналогичными исками разорить отрасль.

Колесо закрутилось в обратную сторону. Поднялась волна всеобщей борьбы за здоровый образ жизни. Курильщиков не только убрали с киноэкранов и с глянцевых страниц престижных журналов, – их уже вытесняют из всех публичных мест. А ведь и верно: лучше быть богатым и здоровым… Реклама рекламой, но свою голову на плечах желательно иметь.

Жан Нико ныне известен не только благодаря никотину: франкофоны почитают его как создателя капитального словаря нового французского языка. Подобно тому, как русские чтят Владимира Ивановича Даля.

Выдающийся селекционер Лев Платонович Симиренко (1855–1920) вывел сорт яблок и назвал его по-украински в честь своего отца: «ренет Платона Симиренка» .

Род Симиренко с давних времен проживал недалеко от Черкасс, в краю казацком (казаков в старину называли черкасами). В этих местах находились села и хутора, куда из Запорожской Сечи уходили зимовать семейные казаки.

В 1775 году, после завоевания Крыма, Сечь, с которой русские цари мирились, пока она защищала южные границы империи, оказалась ненужной. Екатерина II распустила казачье войско. Старшины стали русскими дворянами, а рядовых казаков, тех, кто значился в реестровых книгах запорожского войска, приписали к мещанскому сословию. Те же, кто в книгах этих записан не был, становились крепостными. Кое-кто из этих бедолаг бежал за Дунай, укрывшись под рукой турецкого султана, с которым недавно воевал. Некоторые ушли на Кубань, где еще требовались лихие воины. Но большей части «нереестровых», уже обремененных годами и семьями, бежать было некуда. Так стал крепостным графов Браницких прадед Льва Симиренко, Степан.

Однако его сын Федор, занявшись торговлей, разбогател и выкупился на волю со всей своей семьей. Его женитьба на Анастасии Яхненко положила начало большому купеческому клану. Симиренки-Яхненки были монополистами в торговле зерном, мукой, скотом на юге России. А Платон Симиренко (в честь которого и был назван знаменитый сорт) стал одним из крупнейших сахарозаводчиков. Сахарное производство на Украине тогда было новой и бурно развивавшейся отраслью. Платон Симиренко получил отличное образование: инженерное дело изучал в самом лучшем по тем временам техническом учебном заведении – в парижской Политехнической школе, а потом, оставаясь в Париже, посещал курсы садоводства, потому что «копание в земле» полюбил с детства и цветущие яблони в родном селе Млиеве под Черкассами не забывал даже в далекой Франции.

Платонов хутор, что рядом с Млиевом, стал родным гнездом и для Левочки. Здесь он родился, отсюда уезжал в Одессу и в Киев учиться в гимназии, сюда возвращался на каникулы студентом. Лев Симиренко год проучился в далеком Петербурге, в Технологическом институте, и ушел от техники – перевелся в Киевский университет на природоведческое отделение, а завершил свое образование в Новороссийском университете, в Одессе. Потом были восемь лет сибирской ссылки, к которой его приговорили как революционера-народника. «Ходить в народ» среди студентов тех лет было очень модно. Но смутьянов наказывали строго.