Владимир Авдеев - Русская расовая теория до 1917 года. Том 2

Не меньшая смелость может быть констатирована у г. Дриля и в толковании генезиса различных психологических типов. Происхождение нервности, истерии, эпилепсии, оскудения, г. Дриль склонен приписывать неблагоприятно действующим условиям нашей общественной жизни. Цитируя мнения по этому вопросу различных писателей, автор охотно отдает предпочтение более близким и ярким, хотя и сомнительной научности, в роде, например, что «наш век в полном смысле нервный век»; «наши отцы имели слишком много крови; все их болезни требовали ланцета; мы же имеем слишком много (?) нервов, и наша обеднелая кровь не в состоянии их успокаивать»; «тихая, правильная и уравновешенная жизнь, которую вели в прежние времена, сменилась неровным, возбужденным и лихорадочным существованием». Любопытно знать, когда были эти «прежние времена» с «правильной жизнью» — в эпоху ли наполеоновских войн, великой революции, религиозной борьбы, господства инквизиции, средневекового варварства или в какую-либо иную? Бесспорно, что современная общественная жизнь представляет и темные стороны, и что в борьбе за существование гибнет, вянет и глохнет не мало людей, но для более точного определения этого вредного влияния современных обществ необходим опять-таки более широкий кругозор и применение сравнительного метода. Нервные, истеричные, эпилептики и слабоумные встречались и в прежние времена, и притом не только в Европе, но и в других частях света, как на благодатном юге, так и на суровом севере. У первобытных народов, правда, уроды и калеки встречаются вообще реже, чем в культурных обществах; но это объясняется в значительной мере тем, что уродливых и слабых детей там нередко убивают, или они гибнут скоро сами, неспособные выносить трудности первобытной охотничьей жизни. Но истерия и эпилепсия, развивающиеся лишь с возрастом, нередки и у первобытных народов, у которых эти болезни внушают к себе даже особое уважение и боязнь, так как в них видят обыкновенно проявление таинственных духов, способных влиять на судьбу людей. Из истеричных и эпилептиков там вербуются шаманы — посредники в сношениях людей с духами, — существующие не у одних сибирских инородцев, но, под различными наименованиями, также у эскимосов, американских индейцев, негров и кафров, меланезийцев и других. Г-н Дриль приводит примеры из криминалистики, как алкоголики и эпилептики иногда в бессознательном состоянии совершают убийства и акты грубого насилия; но такие же насилия в подобном состоянии совершаются и у неевропейских народов. У малайцев, например, не особенно редки случаи так называемого amok, когда туземец впадает в исступление и в бессознательном состоянии пускается бежать с крисом (кинжалом) в руке, поражая всех, кто попадается ему на пути. По Ливингстону, у негров также нередки случаи внезапного припадка бешенства. Паллас в прошлом столетии в Сибири у качинцев, и Бастиан лет двадцать тому назад у перуанских индейцев, были свидетелями местных истерических эпидемий. О нервности и истерии у северных наших инородцев, лопарей, остяков, самоедов, тунгузов, камчадалов, сообщали многие путешественники; был предложен даже термин: hysteria septentrionalis. С другой стороны, следует принять во внимание, что как физическое, так и психическое вырождение может иногда обусловливаться влиянием климата, почвы, воды. Известны, например, местности, где от неизвестных в точности причин развивается эндемический зоб и соединенный с ним кретинизм. Такие местности есть в Альпах, Андах, у нас на Кавказе, в Туркестане, в пермской губернии и в Восточной Сибири, по р. Ангаре. В Баварии есть округа, где настоящий зоб и кретинизм не особенно часты, но где население представляет много полукретинов или кретиноидов, с ненормальным строением головы, тугих на ухо, невнятно говорящих или заикающихся и с ограниченными умственными способностями. Все эти данные и факторы необходимо принимать во внимание при суждении о вредных влияниях условий современной общественной жизни. Впрочем, и по отношению к влиянию естественных условий стран (по сравнительному богатству или бедности) надо быть очень осторожным. Г-н Дриль приводит, например, результаты исследований Виллерме, по которому во Франции «освобождение от военной службы по причине малорослости настолько многочисленнее, насколько страна беднее и жители ее хуже питаются». Но этот вывод Виллерме давно опровергнут основанными на гораздо большем материале исследованиями Будена, Брока, Бертилльона и Топинара, которые доказали, что главным фактором, определяющим различия роста французского населения по областям и департаментам, является влияние породы, расы, — преобладанием иберо-лигуро-кельтического элемента на юго-западе и галло-германского элемента на северо-востоке в населении.

Нельзя не назвать также несколько смелым утверждение, что «постоянно прогрессирующая наследственность закрепляет за каждой новой генерацией свой особый тип последовательно увеличивающегося физиологического обеднения». Выражение «постепенно прогрессирующая наследственность» едва ли может быть допущено: наследственность есть свойство по преимуществу консервативное; не будь этой консервативности, виды и породы расплылись бы в массе всевозможных вариаций. Наследственность заключается в передаче потомству основных форм родичей; благодаря наследственности удерживаются признаки предков, и частные уклонения снова возвращаются в потомстве к первоначальному типу. Вопрос о наследственности, вообще, еще очень мало разработан научно; только в самое последнее время он стал предметом более точных исследований. Но как ни мало разработан этот вопрос, все-таки едва ли может подлежать сомнению, что качества и особенности, приобретенные особью при жизни, лишь в редких случаях могут передаться потомству. Если же мы видим довольно часто такую кажущуюся передачу, то это происходит от того, что мы смешиваем наследственность с влияниями при зачатии и утробном развитии и при последующем росте и развитии в семье и обществе. На практике часто очень трудно анализировать степень влияния каждого из этих отдельных факторов. У алкоголика — сын-алкоголик; спрашивается, насколько это обусловливается наследственностью, условиями развития, влиянием семьи и общества? Как передача чахотки детям может зависеть и от наследственности, и (что более вероятно) от вне-утробного заражения, так передача известных психических свойств и способностей может сводиться только к сходству условий в развитии и росте, к однородности темпераментов и к сходству действовавших на них влияний. Вообще, покуда наследственность представляется еще мало изученным фактором, опасно слагать на нее всё то, что мы не можем или не желаем объяснять другими причинами.