А Прохоров - Русская модель управления

439Бурышкин П А. Москва купеческая Мемуары. М Высшая школа, 1991 — 350 с. — С 113

440Цит по Корф С А. Дворянство и его сословное управление за столетие 1762-1855 СПб, 1906.-С. 112.

же не умели и не умеют быть богатыми — в обществе отсутствовали стереотипы поведения богатых людей. Этих правил нет и сейчас. Достаточно посмотреть современные российские фильмы-лубки якобы о жизни «нов^1х русских», чтобы убедиться — представления населения о богатстве не изменились с XIX века, когда крестьяне искренне полагали: «На царе-батюшке золотые лапти, бархатные обмотки, везде зеркала да мебель магазинна».

Русские богачи потому и ведут себя странно, что долгое время по-настоящему богатых людей просто не существовало. До XVIII века их было всего-то несколько десятков или сотен семейств, на протяжении большей части XVIII — несколько тысяч (в конце XVIII века, в относительно благополучный период, среднестатистический житель Российской империи тратил на покупки 17 копеек в год 441), и лишь в XIX веке в провинции стали появляться относительно богатые люди неаристократического происхождения. Откуда им было взять адекватный образ жизни? Ну а XX век снова катком прошелся по социальной структуре, уравняв всех настолько, что тридцатипроцентная прибавка к зарплате казалась уже верхом материального благополучия.

«Желания людей становились все более непритязательны, — пишет Е. Ю. Зубкова о сталинской эпохе, но эти слова характеризуют отношение к богатству на всем протяжении русской истории. — ...Набор благ, составляющий для большинства современников „предел мечтаний", оскудел настолько, что стабильная зарплата, дающая возможность прокормить себя и семью, постоянное жилье, пусть даже комната в коммунальной квартире, уже считались подарком судьбы, настоящим счастьем. Восприятие счастья как отсутствие несчастья формировало у людей ...особое отношение к жизни и ее проблемам» 442.

В русском фольклоре не закрепилось особо уважительного отношения к богатству. Если в сказке говорится — «жить-поживать да добра наживать», то под добром подразумевается необходимый набор имущества. Когда в сказке хотят подчеркнуть достоинства героя (даже если он царского рода), то говорят, какой у него кафтан красивый, сабля острая, конь резвый, терем высокий и так далее, — но никогда о цене и количестве символов богатства. Не могло быть в России больших личных богатств, передаваемых по наследству. В условиях, когда система качается то в стабильное, то в нестабильное состояние, мобилизует и перераспределяет, невоз­можно передавать из поколения в поколение сколько-нибудь значительные накопления.

А возможностей потерять имущество довольно много.

Во-перв^1х, постоянные войны, преимущественно с кочевниками. Война с этим противником более разорительна, чем война с оседлым государством. В оседлых земледельческих странах насе­ление делится на воинов (комбатантов) и мирн ^хх жителей (нонкомбатантов), боевые действия не являются всенародным занятием. Если два земледельческих государства в ходе военных действий поубивали друг у друга больше половины мужского населения, то война прекращается автоматически — некому пахать землю, урожай падает. Обеднение страны не позволяет содержать армию. Война временно прекращается сама собой из-за того, что войско мельчает. Ждут, когда вырастет следующее поколение работников, которое сможет прокормить следующее

441См.: Римов Р. Указ соч С 19.

442

Зубкова Е Ю Указ соч № 4. - С 106.

поколение воинов. Неудивительно, что в европейской истории были и Столетняя, и Тридцатилетняя, и другие длительные войны.

Английский историк Роуз писал о войнах европейского средневековья: «Мы не должны смотреть на войну той эпохи как на нечто подобное тотальной войне современного общества: она была скорее способна поглотить избыток жизненной энергии общества, нежели обескровить его; она в основном занимала только тех, кому нравилось ею заниматься. И она не была продолжительной: она то вспыхивала, то 44угасала, особенно на море, где были длительные интервалы, когда ничего не происходило» . Иное дело кочевая война. Технология кочевания такова, что при наличии лошадей для выпаса скота требуется лишь около 20% мужчин племени. «Таким образом, из производственной сферы (небольшим числом ремесленников здесь можно пренебречь) высвобождался труд восьмидесяти процентов взросл ^хх мужчин. Они могли целиком, профессионально посвятить себя войне. Эта особенность хозяйства кочевников позволяла им... наносить страшные удары земледельческим народам, значительно превосходящим их и численностью, и уровнем культуры» 444. Если в ходе набега племя потеряло 80% мужского населения, то с экономической точки зрения оно никакого ущерба не понесло. Достаточно по окончании войны разделить всех женщин между уменьшившимся в пять раз мужским населением и продолжать воспроизводство материальных благ и населения. Поэтому война для них объективно является экономически выгодным занятием - понесенные потери компенсируются захватом чужого имущества.

У кочев ^хх народов в войне участвует практически мужское население, вследствие чего в качестве подлежащих уничтожению врагов рассматривается все побежденное племя, включая младенцев. Стереотипы поведения кочевников на войне традиционно кровожадны, они не делят противника на воинов и мирное население 445. Земледельческий образ жизни ставит экономические ограничения слишком разрушительным войнам, у кочев ^хх народов этого предела нет.

В войне с кочевым народом нельзя было позволить себе потерпеть поражение, это приводило к подлинной катастрофе. Жертвы и лишения мирного населения, угроза потери жизни и иму­щества в случае такой войны были гораздо серьезнее, чем в войне с оседлым государством. Русская же система управления вырабатывалась именно в годы борьбы с кочевниками. Сначала с хазарами, потом с печенегами, затем с половцами, потом с татарами (причем каждая последующая волна кочевого нашествия была в военном отношении сильнее предыдущей, и в силу большей военной эффективности эти волны сменяли друг друга).

Феофилакт Болгарский писал в X веке о печенегах: «Их набег — удар молнии, их отступление — легко и тяжело в одно время; тяжело от множества добычи, легко — от быстроты бега. Нападая, они предупреждают молву. А главное — они опустошают чужую страну, а своей не имеют. Жизнь мирная — для них несчастье, верх благополучия — когда они имеют удобный повод для войны. Самое худшее то, что они своим множеством превосходят весенних пчел, никто

443Rowze A Z. The Expansion of Elizabethean England. London, 1955. P 239

444Берзин Э. Указ соч С. 48.

445См Нестеров Ф. Указ. соч. С. 14