Николай Пржевальский - Из Зайсана через Хами в Тибет и на верховья Желтой реки

Солнце быстро пригревает. Необходимо снять теплую рубашку, далеко нелишнюю в прохладное, часто здесь даже морозное, утро. Остаешься в одной парусинной блузе и после отдыха снова лезешь в горы. Опять начинается осматривание скал и ущелий, то простым глазом, то в бинокль; опять сотни раз делается все это даром. Но вот в соседней россыпи зашумели и покатились вниз камни… Мигом настораживаешься в ту сторону, всматриваешься, но ничего еще не видишь; камни же продолжают катиться вниз с небольшими перемежками. Несомненно, их сбрасывает ногами убегающий зверь, которого не видно среди громадных гранитных обломков. Темносерая, как раз под цвет горных пород, окрашенная шкура не выдает куку-ямана даже там, где он и открывается глазу охотника, поэтому нередко зверь уходит даже незамеченным. Только иногда, уже много спустя, заметишь далеко на вершине скалы его стройную фигуру и еще более пожалеешь о своей неудаче. В лучшем случае, если и придется выстрелить, то обыкновенно далеко. Сделанный промах обиден еще тем, что гул выстрела, с перекатами разносящийся по ущельям, пугает всех окрестных зверей.

Ходьба по каменным россыпям, каковыми усеяны все горы верхнего пояса Нань-шаня, в буквальном смысле адская. Там, вверху, в соседстве вечных снегов, эти россыпи обыкновенно состоят из крупных гранитных обломков. Словно искусственно наколоты такпе плиты, величиною каждая в несколько десятков кубических футов. И лежат здесь эти глыбы сотни, тысячи лет, дожидаясь своей очереди скатиться вниз, разбиться на куски, измельчать, истереться в пыль… Трудность ходьбы увеличивает еще и громадная высота. В разреженном воздухе чувствуется, в особенности с непривычки, одышка и какая-то особенная усталость. Через каждую сотню шагов останавливаешься вздохнуть на минуту-другую, иногда же и присядешь на более удобном месте. Набежит облако — обдаст сыростью; дунет ветер со снегов — станет холодно. Но не знает и не должен знать охотник простуды. Полезешь вновь по камням и живо снова согреешься. Между тем время близится к полудню. Залегли накормившиеся звери и смолкли улары, неумолкаемо кричавшие все утро по россыпям. Пора возвратиться к бивуаку. Присядешь еще раз, еще раз осмотришь внимательно окрестные горы и, убедившись, что ничего не видно, начнешь спускаться вниз. Теперь дело это идет гораздо спорее, в особенности, когда выберешься на мелкие россыпи. Быстро, чуть не бегом, шагаешь по рыхлой осыпи все вниз и вниз; целые кучи мелких камней с дребезжащим шумом катятся вслед. Незаметно очутишься и на лугах, по которым идешь уже спокойно до самого бивуака. Другие охотники также вернулись и также с пустыми руками, как то обыкновенно случалось для нас в Нань-шане.

Причина таких неудач объяснялась малым количеством зверей в тамошних горах, а затем труднодоступностью этих гор. Зверей мало водилось в них потому, что мало было скал, доставляющих надежное убежище, и мало имелось высоких альпийских лугов для пастбищ; в среднем же поясе гор отсутствовали леса. Наконец, до дунганского восстания описываемые горы были далеко не так безлюдны, как ныне. Только одни сурки (Arctomys sp.) местами в изобилии водились по альпийским лугам; немало встречалось их и возле нашего стойбища. С утра до вечера, в особенности вначале, можно было видеть этих зверьков, осторожно сидящих у своих нор, и слышать их пискливый свист.

Что же касается до птиц, то их мало было даже в альпийской области. Притом, несмотря на июль, линяние для большей части видов здесь еще не началось. Понемногу пернатые все-таки попадались в нашу коллекцию. Стреляли мы их обыкновенно вблизи своего стойбища по лугам, в соседних россыпях и скалах. Здесь всего более нас дразнили улары (Megaloperdix thibetanus) [233] Об этой замечательной птице будет рассказано в XIII главе. , всегда начинавшие громко кричать еще на ранней заре и тем, конечно, не дававшие покою страстным охотникам.

Посещение ледника. На седьмой день нашего пребывания в альпийской области я отправился с Роборовским, препаратором Коломейцевым и одним из казаков посмотреть поближе на вечные снега и ледники. Поехали мы верхами рано утром и, сделав верст десять к востоку от нашей стоянки, увидели вправо от себя снеговое поле. Лошади, под присмотром казака, были оставлены на абсолютной высоте 12 800 футов, и мы втроем отправились пешком вверх по небольшой речке, бежавшей от снегов. До последних, повидимому, было очень недалеко, но на деле расстояние это оказалось почти в четыре версты. Подъем по ущелью был довольно пологий; только сплошные груды камней сильно затрудняли ходьбу. На высоте 13 700 футов исчезла растительность, а еще через тысячу футов вертикального поднятия мы достигли нижнего края самого ледника [234] Небольшие отдельные массы льдистого снега местами спускались футов на 200 ниже предельной линии главного ледника. . Этот последний составлял лишь малую часть обширных масс вечных льдов хребта Гумбольдта и, будучи расположен в распадке между двумя горными вершинами, простирался от 2 до 2 1 / 2 верст с запада на восток. Кверху, в направлении к главному гребню гор, ледник был немного шире; по вертикальному же поднятию занимал 2 400 футов. Наклон льда в нижней половине имел (на глаз) от 30 до 40°; в верхней части 50–60°, местами и более; но совершенно отвесных обрывов нигде не было.

В самом нижнем поясе лед имел едва несколько футов толщины, тогда как в середине ледника эта толщина превосходила, быть может, сотню футов. Трещин на леднике нами замечено было только три или четыре и притом поперечных. Эти трещины, прикрытые недавно выпавшим снегом, имели вверху не более фута в поперечнике, но в глубину значительно расширялись; на внутренних их боках висели сосульки.

Боковых морен на леднике не было, так как восточный его край поднимался на самый гребень горы и только западная часть упиралась в обнаженный горный скат. Здесь кой-где виднелись упавшие камни. На нижнем же крае ледника, там, где отдельные его мысы вдавались в ущелье, нами встречены были два или три небольших поперечных каменных вала, образованных, вероятно, прежними моренами. Из-под ледника в ущелье бежали три ручья; поверх льда небольшие ручейки струились лишь в самой нижней его окраине.

Весь ледник сверху был прикрыт снегом, слой которого внизу достигал от 1 до 3 дюймов, тогда как в верхней половине ледника снежный покров имел в толщину около трех футов. Старый снег казался серым, от осевшей на него из воздуха пыли, но верхний снежный слой, недавно выпавший, притом покрытый тонким ледяным налетом, блестел яркою белизною.

Погода во время нашего восхождения на описываемый ледник стояла отличная — теплая, тихая и ясная. Тем не менее, само восхождение сопряжено было с большим трудом, так как помимо предварительного пути на протяжении почти четырех верст по каменистому ущелью, на самом леднике, в особенности в верхней его половине, пришлось подниматься зигзагами, беспрестанно проваливаясь в глубокий снег. Для отдыха необходимо было садиться на тот же снег, отчего нижнее платье вскоре сделалось совершенно мокрым.