Е. Велюханова - Восстание Спартака

Таков был Рим, куда привезли на продажу Спартака, и где он через некоторое время очутился в гладиаторской школе Лентула Батиата в городе Капуе.

В специальной литературе указывалось, что гладиаторские бои как часть погребального ритуала римляне переняли у этрусков. Это утверждение основывалось на свидетельстве раннехристианского писателя Тертуллиана «О зрелищах», который прямо заявляет, что практику игр римляне переняли от этрусков, которые, в свою очередь, получили их от лидийцев. При этом он связывает название страны «Lydia» с наименованием этрусских актеров «ludii» и сценических игр «ludi scaenici». Однако среди множества изображений, оставшихся от этрусков, нет ни одного, которое можно отождествить с гладиаторскими боями. С другой стороны, среди фресок, датированных IV веком до н. э., которыми был украшен некрополь кампанского города Пестума, есть и изображения схваток двух вооруженных людей, охраняемых стражниками. В Кампании были построены первые каменные амфитеатры, здесь же располагались самые известные гладиаторские школы. Ничего удивительного, что и апофеоза своей истории гладиаторы достигают именно в Кампании.

Изначально гладиаторские бои были частью погребального ритуала. На это указывает применявшийся к ним латинский термин munus («подношение», «обязанность»), что позволяло трактовать их как жертвоприношение с целью умилостивить души усопших. Однако чисто спортивные правила, которыми руководствовались устроители гладиаторских игр, начиная с первых дошедших до нас упоминаний, показывает, как мало осталось в этом обряде религиозного смысла. Фактически это был уже не религиозный, а светский ритуал, предназначенный не мертвым, а живым. Он призван был продемонстрировать состоятельность семьи, значимость усопшего, память которого устроитель чтит столь торжественной и дорогостоящей церемонией. Лишь в силу устоявшейся традиции формальным поводом для устроения гладиаторских игр оставалось погребение усопшего родственника.

Первые засвидетельствованные источниками гладиаторские игры в Риме были организованы в 264 году до н. э. сыновьями Брута Перы. Сражались всего три пары гладиаторов, но уже в 216 г. на погребальных празднествах в честь Марка Эмилия Лепида выступало 22 пары. Зрелище быстро сделалось популярным, и здесь во имя восстановления исторической справедливости следует сделать отступление.

Гладиаторские бои долгое время были одиозной приметой римской культуры, благодаря которой Рим помимо эпитетов «Золотой» и «Вечный» заслужил еще один — «Жестокий». Исследователи римской истории и культуры или спешат «отречься» от гладиаторства, указывая на него как на примету общества не цивилизованного, а «упаднического, с гнусным народом» (Л. Фридлэндер), или пытаются оправдать римлян, указывая на сходные атрибуты нашей современной цивилизации: профессиональный бокс, боевые единоборства, в конце концов, потоки крови, льющиеся с киноэкранов. Допустим, сравнивать гладиаторов с профессиональными боксерами нельзя. Во-первых, последние не имеют и десятой доли популярности, какая выпадала на долю гладиаторов, в этом смысле составить аналогию гладиаторам могут разве что звезды экрана. Во-вторых, в Риме имелся и прямой аналог боксеров — кулачные бойцы, тоже очень любимые, и все же не могущие тягаться с гладиаторами в популярности. Рассуждения же о степени цивилизованности того или иного общества и вовсе утратили всякую актуальность. Попробуем просто взглянуть на гладиаторские бои глазами самих римлян.

Чем объяснить ошеломительную популярность гладиаторов? Популярность действительно огромную, если учесть бесконечное количество фресок, мозаик, барельефов, посвященных гладиаторам и гладиаторским боям, предметов быта, украшенных изображениями гладиаторов, упоминаний в стихах, письмах, даже сонниках. Можно сказать, что тема гладиаторских боев пронизывала все римское общество. Попытаемся понять, чем были для него гладиаторы.

Во времена Республики (а здесь мы рассматриваем только их) контингент гладиаторских школ формировался главным образом за счет рабов и — в меньшей степени — осужденных преступников, хотя уже тогда среди гладиаторов были и свободные. Тит Ливий пишет о боях, устроенных Сципионом около 206 г. до н. э. в Испании: «Гладиаторы были не такие, каких обычно набирают ланисты: не купленные на рынке рабы и не те свободные, что торгуют своей кровью». Участие в гладиаторских боях считалось наказанием и наказанием позорным, которому даже рабов нельзя было подвергать без достаточного основания (Тертуллиан в своем трактате «О зрелищах» пишет о том, что изначально гладиаторами были преступники и нерадивые рабы). Впрочем, во время кризиса Римской республики, когда нарушались законы и более важные, это правило склонны были обходить. Ланисты приобретали товар для своей школы на невольничьих рынках, где выбор был значительно больше. С рынка продавали военнопленных, представлявших интересный материал для ланист. Например в ходе войн Рима с царем Понта Митридатом в Риме оказалось множество рабов-фракийцев, слывших в античности едва ли не эталоном храбрости и физической силы. Эти люди попадали в гладиаторские школы, разумеется, безо всякой вины, тем не менее, в общественном сознании прочно закрепилось представление о гладиаторах, как о преступниках. В республиканское время слово «гладиатор» не только характеризовало квалификацию раба, но было эмоциональным эпитетом, таким же как «шлюха» или «жулик». Характеризуя моральный облик Катилины, Цицерон говорит, что нет в Италии такого «отравителя, гладиатора, бандита, разбойника, убийцы, подделывателя завещаний» и т. д., который не назвал бы Катилину своим другом. Гладиаторы, таким образом, поставлены в один ряд с разбойниками и убийцами. Именно этим, а вовсе не страхом перед вооруженными рабами, объясняются усиленные меры охраны гладиаторских школ. Отношение римлян к гладиаторам было тождественно нашему отношению к закоренелым преступникам, это была смесь страха, ненависти и презрения. В этом отношении присутствует вполне доступная нам логика. Раб, которого ланиста покупал на рынке, наверняка не имел никакой квалификации и вряд ли отличался примерным поведением. Смирные рабы не нужны были на арене, где требовалась, напротив, агрессивность, желание сражаться. Так что римляне отчасти были правы, предполагая во всех без исключения гладиаторах преступную сущность.

Страх и презрение, которые как по волшебству отступали, когда гладиатор выходил на арену. Возвращаясь к изображениям гладиаторов в римском прикладном искусстве, надо отметить один примечательный факт. Гладиаторов всегда изображали во время выступления на арене или в боевом вооружении, но никогда во время тренировок или на отдыхе у себя в школе. Можно подумать, что эта сторона жизни гладиаторов римских художников совершенно не интересовала. Ничего удивительно, ведь в школе жил и тренировался преступник, к которому не испытывали ничего, кроме презрения, и который был не достоин воплощения в искусстве. Кем же становился гладиатор, выходя на арену?