Елена Карцева - Вестерн. Эволюция жанра

В «Истории моей жизни» актер очень точно охарактеризовал созданного им героя и тот круг событий, в котором он постоянно вращался: «Я приезжаю в городок на своей лошади. Не я затеваю ссору, но я принимаю в ней участие, добиваясь справедливости для другого. Когда все кончается, я не получаю денежной награды. Меня могут лишь сделать старшим объездчиком на ранчо. Зато девушка — моя, хотя пылких любовных объятий в моих фильмах никогда не бывает». Эта авторецензия может быть без всяких натяжек распространена вообще на традиционный ковбойский вестерн, когда бы фильм ни был снят — полвека назад или сегодня. Что же касается фразы о лошади, то она имела для Тома Микса особое значение.

Его красавец жеребец по кличке Тони был не менее популярен, чем сам главный ковбой. Он обладал удивительными талантами, был прирожденным циркачом и не только бесстрашно прыгал с любой высоты, легко избегал по самой крутой лестнице и развивал немыслимую скорость, но и умел притвориться мертвым или, как говаривали зрители, прочитать молитву, то есть опуститься на колени и благоговейно склонить голову.

Выдающиеся актерские способности Тони признавала даже серьезная критика. Скажем, оценивая фильм «Кентавр», обозреватель французской газеты «Синеа-оине» писал: «Том Микс дополняет Тони. Всадник и лошадь — это как бы единый сгусток энергии, доблести и эмоциональной мощи. Оживленный этими двумя актерами, столь тесно связанными друг с другом, приключенческий фильм потерял свой анекдотический и вульгарный характер. Он поднялся до высот эпической поэзии».

Они снимались восемнадцать лет — с 1914 по 1932 год. Вместе с верным Тони Микс в конце двадцатых годов, на время оставив кино, ушел работать в цирк. Вместе с ним он вернулся на экран, но возвращение это было грустным. Тони уже не мог работать по-прежнему, а его хозяин, хотя и снялся в нескольких звуковых вестернах, так и не прижился в говорящем кино. Да и силы уже были не те, и в последней картине Микса — «Чудесном всаднике» (1935) — большинство трюков пришлось исполнять дублерам. Жизнь главного ковбоя оборвалась неожиданно и нелепо: убийцей стал его собственный чемодан, который от резкого торможения машины слетел с места и переломил ему шею. Смерть наступила мгновенно. Это было в 1940 году. Тони пережил своего друга на четыре года. В том месте, где погиб актер, стоит памятник: печальная лошадь, потерявшая всадника. А на главном здании фирмы «XX век — Фокс», которая своим финансовым процветанием во многом была обязана главному ковбою, прибита мемориальная доска: «Здесь работали Том Микс и Тони».

Этот человек из легенды, который стал одним из главных творцов мифологии вестерна, оказал сильное влияние и на дальнейшую судьбу жанра и на формирование зрительского вкуса. В 1933 году журнал «Пикчер Шоу» провел анкету под девизом «Выберите своих звезд». Первый герой вестерна Дж. М. Андерсон, уже почти позабытый, получил всего 247 голосов, знаменитый Дуглас Фэрбенкс — 1337, Уильям Харт — 14 779, а Том Микс — больше всех: 18 967.

Образ-маска безупречного ковбоя, утвержденный им, стал символом легендарной Америки времен первых пионеров и похода на Запад. Не удивительно, что Мик-су подражали многие. Но никому из его имитаторов, подвизавшихся в массовом вестерне в конце двадцатых годов, будь то Кен Мейнард, Фред Томпсон или Хут Гибсон, не удалось затмить главного ковбоя и достичь хотя бы десятой доли той — поистине общенациональной — популярности, которая у него была. Все они быстро сходили на нет.

Имя Микса было настолько притягательным, что оно позволило десять лет продержаться на экране даже такой слабой актрисе, как его дочь Рут, которую в рекламных проспектах и рецензиях называли несколько забавно — «осколком старой скалы». Она, конечно, снималась преимущественно в вестернах. Рут умела неплохо ездить верхом и исполнять довольно сложные трюки, но отцовские виртуозность и обаяние по наследству к ней все же не перешли.

Дело доходило и до прямого жульничества. Некие самозванцы, объявив себя братьями Тома Микса Артом и Биллом, тут же привлекли внимание продюсеров и были приглашены в несколько вестернов. Лишь решение суда смогло оборвать их бурно начавшуюся карьеру.

Итак, Уильям Харт и Том Микс, эти корифеи жанра, утвердили в вестерне два основных образа-маски героя. А в тридцатые годы произошла их окончательная канонизация. Были твердо закреплены те традиции, которые в «большом» вестерне оставались незыблемыми до пятидесятых годов, а для продукции класса Б имеют силу закона и сегодня. Ненарушимость этих традиций привела, в частности, к тому типу легенды, в которой даже с реально существовавшими людьми совершались все процедуры, необходимые для превращения их в обусловленных правилами игры персонажей-масок. Речь идет о метаморфозе, которую претерпели, попав в вестерн, самые доподлинные бандиты, терроризировавшие Дальний Запад.

В одном из романов Жоржа Сименона знаменитый комиссар Мегрэ разыскивает в Париже двух американских гангстеров, совершивших убийство. И — как странно! — каждый раз, когда ему по ходу следствия приходится сталкиваться со свидетелями, жившими в свое время в США, он слышит стереотипный совет: «Оставьте это дело, оно вам не по зубам». У нас в Америке работают настоящие профессионалы, не чета жалким европейским дилетантам, говорили они. «Можно подумать, — размышляет комиссар, — что они гордятся своими соотечественниками».

И так действительно можно подумать, особенно если посмотреть вестерны о таких бандитах Дальнего Запада, как Билли Кид, Джесси Джеймс, Хоакин Му-риетта, Буч Кэссиди и Сэнданс Кид. Мы далеки от мысли подозревать авторов этих фильмов в намеренном воспевании бандитизма для подрыва духовного здоровья нации. Проблема намного сложнее. И первым звеном длинной цепи причин и следствий служит погоня за финансовым успехом.

Тиражи прессы немедленно повышаются, как только на первые полосы газет и журнальные обложки попадает очередное сенсационное преступление. Чтобы привлечь именно к себе наибольшее внимание, каждый орган печати старается выискать такие подробности, такие детали в биографии гангстера, до которых не докапывались конкуренты. Преступник становится знаменитостью, и журналисты спешат описать и его привычки (не курит, любит кошек), и его взгляды на современный мир (нужно запретить атомную бомбу, покончить с безработицей), и его детские годы (аккуратно посещал церковь, не давал в обиду младшего брата). За всем этим ужас и мерзость совершенного им как-то отступают на задний план, затушевываются в умах читателей множеством посторонних фактов и фактиков. А тут уже один шаг до вывода о том, что такой размах (украдено пять миллионов долларов, перестреляно двенадцать полицейских) возможен только в Америке. А кроме того, массовому читателю импонирует, что знаменитость — такой же простой парень, как и любой из них, с теми же вкусами и взглядами. Возникает если и не гордость за него, то нечто очень на нее похожее.