Радика Манн - Кара небес, или Правда о Тунгусской катастрофе

Учир свалил на меня дюкча и ушиб шестом ногу. Вылезла я из-под шестов и заплакала: сундучок с посудой выброшен из чума, и он валяется далеко, раскрыт, и многие чашки разбиты. Смотрю я на лес наш и не вижу его. Многие лесины стоят без сучьев, без листьев. Много-много лесин на земле лежит. На земле горят сухие лесины, сучья, олений мох. Смотрю, какая-то одежда горит, подошла и вижу — наше заячье одеяло и наш меховой мешок, в котором мы с Иваном спали.

Пошла я искать Ивана и старика. Смотрю, на сучке голой лиственницы что-то висит. Подошла, протянула палку и сняла. Это была наша пушнина, которая раньше висела привязанной к шестам чума. Лисьи шкурки обгорели, горностай стал желтоватым и грязным, в саже. Многие шкурки белок сморщились и пересохли. Взяла я пушнину, заплакала и пошла искать мужиков своих. А на земле сушняк все горит и горит, олений мох горит, дым кругом. Вдруг слышу, кто-то тихо стонет. Побежала я на голос и увидела Ивана. Лежал он на земле между сучьев большой лесины. Рука его сломалась на бревне, кость прорвала рубашку и торчала, на ней засохла кровь. Тут я упала и опять стала бучо. Но скоро опять живая стала. Иван «проснулся», громче стал стонать и плакать.

Учир бросил Ивана близко. Если поставить рядом десять чумов, то он упал за последним чумом, совсем близко от того места, где я сняла с сучка пушнину. Обнял меня Иван за шею здоровой рукой, я подняла его, и мы дошли на Дилюшму (Дулюшму) к нашему чуму, где в лабазе были две шкуры сохатых, мешок муки и сети. Чум стоял на берегу Ди-люшмы, лабаз был близко от чума на закат солнца. Вдруг послышалось, будто кто-то кричит. И тут мы увидели нашего Василия, Он залез под корень упавшей старой лиственницы и спрятался там. Вылез Василий из своей берлоги и пошел с нами к нашему чуму. Я устала, передала Ивана старику, а сама понесла только обгорелые шкурки.

Идти стало еще тяжелее: очень много было сваленных лесин. Вдруг мы увидели на земле рубленые бревна и под ними сохатиные шкуры. Шерсть на шкурах обгорела, кожа сморщилась и подгорела. Вместо сетей мы увидели кучу камешков — грузила. Сети из конского волоса сгорели. Бревна сгорели, стали головешками. Вместо мешка муки — черный камень. Ткнула я в него палкой, и камень-уголь разломался. В середине его я нашла немного муки и завернула в рубашку Василия. Так погиб наш лабаз. Отдохнули мы немного и пошли искать наш чум. Вот и место, где был наш чум. Шесты лежат на земле, на них упала большая лиственница, она сильно обгорела. Разрубила я ее топором и оттащила в сторону. Под ней мы нашли медный котел, в котором было много вчерашнего мяса.

Наступила светлая летняя ночь. Пожар стал уменьшаться, вместо жары стало холодно. Решили мы двигаться на Катангу. Когда мы вышли на речку Чамбу, то были уже совсем слабыми. Кругом мы видели диво, страшное диво. Лес-то был не наш. Я никогда не видела такого леса. Чужой он какой-то. У нас тут был густой лес, темный лес, старый лес. А теперь во многих местах совсем не было леса. На горах все лесины лежали, и было светло, и далеко все видно. А под горами, в болотах, идти нельзя было: которые лесины стояли, которые лежали, которые наклонились, которые друг на друга упали. Многие лесины обгорели, сушняк и мох еще горели и дымились. Выйдя на Катангу, мы встретили Лючеткана.

Рассказ Акулины невольно наводит на мысль, что есть женщины не только в русских селеньях, как воспевал их Некрасов, но и в тунгусских чумах. И вековую ель разрубит, и мужиков к людям выведет, хоть и сама теряет сознание то здесь, то там. Поистине женщина, вызывающая восхищение. Муж Акулины Иван после катастрофы прожил недолго, от полученной травмы и душевного потрясения он таки не оправился.

Если взять карандаш и зарисовать основные этапы явления, проступающие в рассказе Акулины, то получится, что произошли две серии толчков («кто-то толкнул чум»), причем вторая серия оказалась более сильной — люди попадали с ног.

Оно, конечно, рискованно, но все-таки предположим, что сотрясения почвы — толчки — связаны с прохождением сейсмических волн.

Откуда взялось землетрясение? Его вызвали ударные волны взрывов, соприкоснувшись с землей. Однако можно возразить, что чум толкнула и баллистическая волна от летящего с большой скоростью космического тела. Но, во-первых, она не смогла бы уронить людей внутри чума, не повредив покрышку и каркас сооружения. А во-вторых, доказано, что, подлетая к месту взрыва, метеорит имел небольшую скорость. И это доказано именно по отсутствию полосового вывала леса, который обязательно бы был, если бы баллистическая волна была способна ронять деревья.

Почему же, если взрыв уже произошел, люди не услышали его, а почувствовали только толчки? А потому что скорость распространения сейсмических волн значительно превышает не только скорость звука в воздухе, но и среднюю скорость распространения ударной волны. Именно поэтому сначала люди ощущают сотрясение почвы, а потом их сносит смерч.

Набросаем схему того, что произошло.

Рисую две сейсмические волны, похожие на червяков-землемеров, на второй из них — падающий человечек, ведь установлено, что люди падали.

После толчков возникла световая вспышка — «вдруг стало очень светло». Рисую солнышко, похожее на подсолнух, и делаю очередное допущение: световая вспышка — это выделение энергии в виде излучения, то есть упоминавшийся ранее столб пламени.

Затем был ветер (рисую клубящиеся облака), звук в виде выстрелов из ружей (рисую как молнию в облаках) и наконец еще через некоторое время налетел смерч (клубящиеся облака, движущиеся направленно).

Этот смерч, сорвавший с чума покрышку и отбросивший мужа Акулины на 40 м от жилья, повредив ему руку, на самом деле является ударной волной взрыва, дошедшей до людей по воздуху.

Итак, получается, что ударная волна, влепившись в землю прямо под местом взрыва, прогнула ее поверхность, вызвав землетрясение. Словно кто-то большой и грозный с размаху стукнул по земле кулаком. Земля заколебалась, и люди почувствовали толчки. А немного позже их накрыло этой же, лишь чуть-чуть ослабевшей ударной волной. И они ощутили ветер ураганной силы, который валил деревья, снес чум и разметал людей.

В комнату стремглав влетела кошка. Шерсть дыбом, хвост трубой, глаза горят. Впадает она порой в это дикое, первобытное состояние, особенно когда на улице дерутся коты.

В эти мгновенья лучше ей под лапу не попадаться — порвет не задумываясь. Однажды соседский пес подвернулся нашей кошечке. Она спикировала на него с дивана с диким шипением, сбила с ног, перепугала до полусмерти и пса, и меня, и соседку.

Кошка с разбегу пролетела по дивану и притормозила у меня на столе. Я искренне испугалась за хохлатого, сидящего у меня на плече, вдруг и кошка увидела попугая. Она как-то сразу замерла и подобралась. Попугай сидел неподвижно, но кошачьи глаза стали округляться от ужаса, уши медленно-медленно прижимались к голове, однако она как завороженная, продолжала неотрывно смотреть на птицу.