А. Мелехина Пер., сост. и коммент. - Чингисиана. Свод свидетельств современников

«Увы, не хмельное ль бывает досадной причиной
Того, что по разным путям разойдутся мужчины?
А что в голове у нас бродят недобрые мысли,
И в этом одно лишь вино ты виновником числи.
Оно разрушает и дружеских чувств постоянство,
Оно нам внушает гордыню, заносчивость, чванство.
В нем польза? — Сомнительно…
Скажем решительно: скверна!
Но сила его и губительна и непомерна!»

«Вкусим от щедрот, что пожаловал всем нам
светлейший Чингисхан,
Пусть здравица наша подобием станет
гусиного крика.
В табун одномастных куланов сойдемся,
собьемся, стеснимся,
Друг другу подобны, единоутробны,
мы повеселимся.
Вкусим от щедрот, что дает благодетель,
Чингисхан единый,
И здравица наша пусть будет ему
воркотней голубиной.
Сойдемся, как сходятся одношерстные
в стадо маралы,
И пусть начинается, пусть не кончается
пир разудалый!»

«Хотелось бы средь почтенных витязей оказаться,
Хотелось бы перед ними посильное слово молвить,
Хотелось бы оказаться средь тех, кто мыслит едино,
Хотелось бы поделиться своей сокровенной думой».

«О чем поведать хочешь нам, юнец безусый?»

«Чингисхан, своим величием
ты повергаешь в прах!
В собрании столь почтенном
мне рот раскрывать непросто.
Чингисхан, неизъяснима
безмерная святость твоя!
Для тех, кто пришел на пир,
как трудно мне молвить слово!
Есть нечто, что вертится, хан,
в голове молодой, но думной.
Вот только сумею ли я
выразить это разумно?»

«Если хочешь сказать, так скажи,
про себя не держи.
Коль желаешь нас чем-то развлечь —
начинай свою речь».

«Пить до мути в глазах —
разве это не хворь, не страх?
Лить, как в толстый бурдюк, —
разве это не тяжкий недуг?
Меру знать питию —
разве это не мудрость сама?
Напиваться мертвецки —
это ль не помраченье ума?
Неуемное пьянство —
как близким такое терпеть?
Воздержаться от зелья
не значит ли: разум иметь?
Пир по важной причине —
не делу ль достойный венец?
Пьет и валится с ног
разве только пропащий глупец!..
Если в шумное стадо,
как лебеди, вы собрались,
Если надо — не надо,
а все-таки вы напились,
Там, где речи нетвердые
льются, не зная конца,
Не примите за правду
лукавое слово лжеца!
Опьяненные радостью встречи,
куражитесь вы,
Не теряйте, однако ж,
пред недругами головы.
Шумной стайкой, как чайки,
вы слетелись — пристало бы вам
Чинно, благоговейно
внять истинно мудрым словам.
Не прислушивайтесь,
что вам скажет иной пустослов,
К изуверам жестоким
не тяните нетрезвых голов.
Словно птицы турпаны,
тараторите вы вразнобой,
Пересмешнику птице
не давайте шутить над собой,
В поводу у желаний своих
не теряйте, однако, ума,
Чтоб врагов кровожадных
добычей не стать задарма».

«Речи витязей наших — пустяк…
Так иль не так?
Каждый здесь говоривший — дурак.
Так иль не так?
Смеешь пред ханом язык развязать!
Что же ты путного можешь сказать, глупый сопляк!
Думал лететь скакуном, а хромал
тощей кобылой…
Гадким утенком бы тину клевал —
проще бы было.
Чем перед всеми являть свою злость
в речи погромной,
Грыз бы в сторонке паршивую кость,
пес ты бездомный!»

«Ах, Чандага цэцэн! Не то
вы молвили сейчас!..
А справедливость ваша где?
Где доброта у вас?
Скажите, ваша милость, чем
я мог ваш гнев навлечь?
Я разве витязей корил?
Я осуждал их речь?
Иль мудрость их я отрицал?
Как хан мне приказал,
Я все, что было на уме,
почтительно сказал.
Коль вам, почтенным мудрецам,
юнца не поддержать,
Он и останется юнцом,
ему не возмужать.
Коль отощавшего коня
досыта не кормить,
Ему и в тело не войти,
и рысаком не быть».

«Врет — не собьется, и все у него
складно-то так.
Боек, безусловно, юнец на язык!..
Ах ты, сопляк!
Надо б тебя, как мышонка, прибить
людям для смеху
Или башку, как птенцу, открутить
всем на потеху.
Глупый мальчишка, язык придержи —
будет же худо!
Сам себе службу, болван, сослужи,
цел ты покуда!
Это с тобой Чандага говорит
перед самим Чингисханом.
Это Хувшур прекословит тебе
словом гневливым и бранным.
С чего это ты наставления старшим даешь,
С чего ты берешь,
что знаешь, где правда, где ложь?
Чингисхан тебя привечает, речистого… что ж…
И ты, что ни слово,
теперь мне перечишь! — Хорош!
Ни дать ни взять, сыскался повелитель
священного моря-океана!
Явился перед нами небожитель,
осыпанный милостями хана!
Любого слова моего хулитель,
не слишком ли заносишься ты рано?
Не вычерпаешь на своем веку
колодезной бадьей Онон-реку;
Сыпь, сыпь — не хватит и горы песка,
чтоб повернула вспять Идэр-река.
Как ни старайся, радугу с небес
руками ты не сможешь увести;
Коль пред тобою мудрый человек,
малец, ты не собьешь его с пути.
Послушай праведных речей,
вперед благоразумным будь.
Тебе же дело говорят,
так ты про глупости забудь;
Замолкни, старших поучать
ты откажись-ка наотрез
И остуди раз навсегда
пыл необдуманных словес».

«Если чистить колодец,
избавляться от мути начнем,
Драгоценная влага,
полагаю, останется в нем.
Коль с поверхности грязь
осторожно бадьей зачерпнуть,
Вылить раз и другой —
так уйдет досаждавшая муть.
Восстановится уровень в срубе,
упавший слегка,
Но уже безупречно прозрачной
водой родника.
Пусть из глуби земной
без конца пополняется он,
А колодец-то чист. —
Пей, кто жаждет! — он незамутнен.
Коли ловчим повадкам
обучить нам птенца-слабака
Да и выпустить,
чтоб поохотился на ястребка,
Испугается птенчик, пожалуй,
на землю падет
И в нору от когтей ястребиных
забьется, что крот.
А коль ястреб обученный
взмоет отважно на бой,
Пред когтями его
дрогнуть может противник любой.
Все отважному впору,
все будет ему по плечу.
Вызов сделает он
и ягнятнику-бородачу».