Сергей Бернатосян - Воровство и обман в науке

Не секрет, что, как и любой творческий деятель, ученый стремится к своему признанию. И ученых, которые не мечтали бы о славе, не бывает. Отними у исследователя это естественное желание быть замеченным, и человечество, пожалуй, лишится множества открытий, потому что вместе с ним исчезнет и стимул к творчеству. Важно понимать, что по дороге на Олимп все-таки не следует терять достоинства и переступать границы нравственности. Поздно или рано все равно придется платить по счетам.

Птолемей обессмертил свое имя, обманув историю на много веков, но в конце концов его афера обнаружилась. Неуловимый Кардано вроде бы обошел судьбу на всех поворотах, но оказался уловленным собственной смертью. Пробил час, когда Джон Мочли лишился нечестно добытого патента, а Джон Атанасов получил законное право распоряжаться своим изобретением.

Но сколько еще нераскрытых преступлений и безымянных открытий по сию пору дожидаются своего заветного часа, сказать трудно. И еще труднее его приблизить, поскольку в истории науки очень тесно переплетены легенды с реальными событиями, правда с ложью, корыстный умысел с бесхитростной выдумкой. Да и работой по отделению в ней зерен от плевел занят не беспристрастный Бог, а самые обыкновенные люди с определенными симпатиями и антипатиями, достоинствами и недостатками. Поэтому их оценки того, кто есть кто в мировой науке, на самом деле часто грешат изрядной долей субъективизма, причем нередко в самых крайних его проявлениях. Так что желая избавиться от одних заблуждений, мы невольно впадаем в другие. К тому же эту путаницу в последнее время усугубляет щедрый на сюрпризы возрастающий информационный поток.

…Атанасов, если заново и тщательно переворошить все известные и самые свежие сведения из истории вычислительной техники, был далеко не единственным, кого посетила идея создания машины, способной считать, запоминать и записывать различные математические действия. Ряд историков науки вполне обоснованно связывали эту идею с именами Блеза Паскаля и Готфрида Лейбница, относя ее зарождение к XVII веку.

Ведь в первой суммирующей машине, построенной Паскалем в 1645 году, уже был использован принцип, позволявший складывать и вычитать числа, который сохранился в первозданном виде в современных ЭВМ. Заняться ее разработкой совсем еще тогда молодого ученого побудило… сострадание к отцу. Дело в том, что должность королевского интенданта Нормандии, которую тот занимал, требовала изнурительной счетной работы. Наблюдая за его ежедневными муками, Паскаль мучался сам, пока наконец не. набрел на мысль, как от них можно избавиться. Так появился первый в истории арифмометр.

Созданная в девятнадцать лет Паскалем техническая новинка сразу же вызвала любопытство у французов, и ее выставили как забавную диковинку для всеобщего обозрения в Люксембургском парке Парижа. Причем каждый уважающий себя парижанин считал своим долгом непременно побывать на этой уникальной выставке и поглядеть на небольшой ящичек, в котором скрывалось оригинальное счетное устройство. Современную же конструкцию арифмометра, способного осуществлять любые математические действия, после напряженной сорокалетней работы удалось создать Лейбницу. Она появилась в 1673 году.

Но прошло время и выяснилось, что историки науки заблуждались, указывая на Паскаля как первоносителя данной идеи. В середине нашего столетия эскиз вычислительной машины был совершенно неожиданно обнаружен в рукописях самого Леонардо да Винчи! Обескуражило и другое открытие. Исследователи наткнулись на неизвестное доселе изобретение "механического вычислительного устройства", над конструкцией которого долго размышляли И. Кеплер и В. Шиккард. Загоревшийся идеей Шиккард предположительно к 1623 году дал совместной разработке жизнь. Очевидно, что с этой машиной был знаком Паскаль, хотя почему-то последующие поколения ничего о ее существовании не знали. Эту загадку еще предстоит разрешить. Впрочем, как и многие другие.

Почему, например, большинство математических выкладок Паскаля, относимых нами к его выдающимся заслугам, удивительно, точь-в-точь совпадают с ходом рассуждений в той же плоскости мыслителей Древней Греции и Древнего Востока? Что это — случайное совпадение или намеренное заимствование, продиктованное желанием прославиться? Эту тему, кстати, затронул недавно в одной из своих статей известный французский математик Жорж Ифр.

Подобных фактов в истории науки, когда одна и та же идея гуляет по трудам самых разных ученых, такое множество, что даже самый дотошный исследователь порой не в состоянии найти ответ на вопрос, столкнулся он с перекличкой или обманом разумов? Вот отчего еще так сложно бывает расставить приоритеты по своим местам.

Вспомним, как обрадовался Атанасов мысли об использовании перфокарт при вводе и выводе информации в свой компьютер. Но в действительности к этому раньше него пришел английский математик Чарльз Бэббедж. Это случилось в 1834 году, когда он сделал эскиз собственной "аналитической машины". По его замыслу она должна была представлять собой механическое вычислительное устройство, которое выполняло бы различные расчеты в соответствии с программой, записанной на перфокартах. Однако и Бэббедж не может считаться пионером столь блестящей идеи, поскольку подхватил ее, в свою очередь, у французского механика, изобретателя ткацкого станка Ж. М. Жаккара. "Жаккарда машина", приспособленная для выработки крупноузорчатых тканей, давала возможность управлять каждой нитью основы. Этот принцип вполне мог быть заложен в вычислительную машину.

Воплотить свой замысел в жизнь Бэббеджу так и не пришлось. А жаль. Быть может, со своевременным появлением на свет его детища компьютерная техника начала бы победное шествие по планете не во второй половине XX столетия, а значительно раньше. Ведь эскизная разработка "аналитической машины" содержала в себе многие принципиальные положения, которые были успешно применены при создании современной аналогичной аппаратуры.

Совершенно напрасно считал Атанасов своей и идею двоичной системы счисления, на которой сегодня "держится" любая ЭВМ. Не он, а Лейбниц начал первым ею оперировать. По свидетельству Лапласа, этот оригинал был буквально одержим страстью выражать все числа посредством двух символов — единицы и нуля. В его представлении только такая система и имела право на существование, поскольку в ее основе лежала духовная концепция мироздания. Единица по Лейбницу соответствовала образу высшего божественного начала, а нуль отображал собой небытие, пустоту. Так Лейбниц-философ и Лейбниц-математик, ни в чем не желая уступать друг другу, пришли к компромиссу, который состоял в том, чтобы сочленить разум с верой. Результатом этого компромисса и стала двоичная система, способная "поверить гармонию алгеброй".