Сергей Бернатосян - Воровство и обман в науке

Здесь — Апполоний, там — Гиппарх, но ведь должно хоть что-то из его труда целиком принадлежать ему самому! Может это описание периодических отклонений от расчетных данных в реальном передвижении Луны? Обидно, но к открытию явления эвекции, под которым современная наука подразумевает наиболее значительное отклонение истинного движения Луны от расчетной орбиты, вызываемое воздействием Солнца, он тоже не имел никакого отношения. Но тогда — что, что?

Охваченный нервной дрожью Птолемей в нетерпении переворачивал одну страницу за другой. И вот наконец его глаза наткнулись на искомое: вывод о медленном смещении земной оси при вращении по круговому конусу, которое он обозначил термином "прецессия"! Но опять же не он нашел, что период прецессии составляет примерно 26 тысяч лет, и не его догадка, что вследствие прецессии полюс мира перемещается между звездами, а их экваториальные координаты звезд беспрерывно изменяются.

Все это новое оказалось прочно забытым старым. Двести лет назад проклятый Гиппарх уже открыл явление прецессии, по-своему назвав его "предварением равноденствия". Он не только открыл, но и указал величину ежегодного изменения положения планет во время весеннего равноденствия. По Гиппарху, она составила 38 секунд (по данным Птолемея — 50 секунд).

Разоблачат ведь когда-нибудь, непременно разоблачат. И тоща его имя будут произносить не с подобострастием, а брезгливо морщась. Замок, выстроенный на песке, рассыплется в прах, и в благородном облике знаменитого ученого проступит хищный оскал выдающегося вора в законе…

На мгновение Птолемея охватил панический страх. Он отер взмокший от пота лоб, но тут же вновь овладел собой. Ерунда. Покойники не свидетели. Пускай природа поскупилась в полной мере наделить его даром научного провидения, зато в искусстве подчисток и подделок он даст фору многим аферистам прошлого и будущего.

Любыми средствами надо добиться своего, заставить признать себя величайшим из астрономов современности. Смерть беспощадна и страшна, а слава — вечна. Не так ли? Да и что толку бежать от себя самого? Болезненная страсть к увековечиванию своего имени преследовала Птолемея постоянно. Теперь настал час избавиться от нее. Все рассуждения о благе отечества — не более чем тщетная попытка самооправдаться, затушевать истинные мотивы своих преступных действий.

Как бы там ни было, завтра его труд все равно станет ошеломляющей научной сенсацией. Только бы не набралось слишком много охотников низвергнуть предложенную им геоцентрическую модель мироздания. Впрочем, к такому научному спору он готов. Новая идея вполне соответствует существующим религиозным догматам, а при такой мощной идеологической поддержке победа ему будет обязательно обеспечена.

Птолемей зевнул, аккуратно свернул пергамент и, убрав звездную карту в тайник, спокойно отправился почивать. Утром он проснется уже всемирно известной личностью. Той, что не побоялась оттяпать свой кусок жизни с лихвой…

Надо отдать Птолемею должное: в своей неуязвимости он почти не ошибся. Переименованный арабами в "Альмагест" его труд прослужил человечеству целых полтора тысячелетия как единственный подробный свод астрономических знаний, а включенный в него каталог небесных координат стал незаменимым подручным пособием для многих поколений исследователей. Таким долгожительством не могла бы похвастаться никакая другая научная теория. Да и его имя пережило его самого: он вошел в солидные энциклопедические издания как выдающийся астроном с безупречной репутацией.

Исследователь творческого наследия Птолемея Жан Батист Жозеф Деламбре еще в XIX веке удивлялся, что в звездный каталог Птолемея отчего-то не попали светила, явно появлявшиеся над Александрией во время его земного бытия. Ради выяснения истины он предпринял путешествие по Средиземноморью, где прежде жили античные мыслители, перелопатил горы материала, но так и не смог уличить хитрого грека в подделке знаменитых таблиц. Как ни убеждал он своих современников, что включенные в каталог звезды возможно было наблюдать только находясь на древнегреческом острове Родос, к которому Птолемей никогда и не приближался, его резко обрывали. Общество не проявило любопытства к версии Деламбре и обнаруженным им фактам, даже когда они получили огласку в его шеститомном сочинении по астрономии.

Безуспешны были и попытки разоблачения Птолемея со стороны англичанина Д. Роуленса, который уже в нашу эпоху всем с пеной у рта доказывал, что вероятность наблюдения за "каталожными" звездами в Александрии составляет ничтожно малую величину, в то время как версия относительно их "родосского" происхождения верна по крайней мере на 80 процентов.

И только профессору Университета Джона Гопкинса Роберту Ньютону, выпустившему в 1977 г. труд с интригующим названием "Преступление Клавдия Птолемея", повезло быть услышанным. "По всей видимости, — писал обвинявший древнегреческого астронома в шулерстве Р. Ньютон, — когда Птолемей сформулировал свою астрономическую теорию, он столкнулся с тем, что она не согласуется с имеющимися наблюдениями. Но вместо того, чтобы отказаться от геоцентрической модели, он преднамеренно подтасовал эти данные, чтобы доказать ее состоятельность". Кое-кто из историков вслед за Р. Ньютоном был вынужден признать, что Птолемей действительно причинил астрономии немало вреда. Гораздо больше, чем пользы.

И это так. Птолемеевы таблицы, которыми руководствовались на практике многие поколения астрономов, провоцировали при прогнозах положения звезд появление постоянной ошибки, равной 6 часам и 18 минутам, что заведомо вносило путаницу в расчеты и пагубно отражалось на развитии дальнейших исследований. А уж историческая наука, если вспомнить, что "Альмагест" являлся для нее единственным источником в уточнении дат правления древних царских династий, понесла от противоправных действий Птолемея еще большие потери. Фактически полетела к черту вся Вавилонская хронология. Не понес их только сам Птолемей, превзошедший по изворотливости легендарного Остапа Бендера и поистине совершивший самое удачное в науке воровство. Следовательно, без всяких сомнений ему можно приписать славу великого комбинатора и великого фальсификатора вдобавок к позорной славе вора.

"Что такое я сам? Что я сделал? Я собрал и использовал все, что я видел, слышал, наблюдал; я часто снимал жатву, посеянную другими, мой труд — труд коллективного существа, и носит он имя Гёте."

Гёте

Кому бы действительно следовало прийти к такой строжайшей самооценке, так это не великому немецкому поэту и мыслителю, а "великому" изобретателю, итальянцу Джероламо Кардано, который, будучи не меньшим аферистом по духу, чем Клавдий Птолемей, только и делал, что пользовался жатвой с чужого поля. Причем в отличие от Птолемея не брезговал обкрадывать не только мертвых, но и живых. Страсть этого человека к увековечиванию своего имени была еще более болезненной, и, доведись ему оказаться на месте Герострата, он так же бы легко пошел на поджог редчайшего по красоте храма.