Феликс Кузнецов - «Тихий Дон»: судьба и правда великого романа

А. Бусыгин не может принять в «Тихом Доне» и любви к «малой» Родине, к донской природе: «Дает казачью степь, такую хорошую казачью степь, и этот “пролетарский” писатель совершенно забывает, что в этой казачьей степи нам приходилось бывать, что нас там рубили... Шолохов... по-ханжески припадает к земле и целует “мать — донскую родную землю”. Почему она ему мать — неизвестно» 93.

Бусыгина решительно поддержал молодой пролетарский поэт Алексей Сурков:

«...Тут Саша Бусыгин довольно основательно поставил под сомнение вопрос, пролетарское или непролетарское произведение “Тихий Дон”... Мне кажется, что Шолохов “Тихий Дон” хотел сделать несомненно нашим произведением, но объективно, вне зависимости от субъективного желания Шолохова, произведение получилось непролетарским... Бедняцкая казачья часть, представленная Мишкой Кошевым, она настолько бедна внутренне, что сразу чувствуешь, с какой колокольни смотрит на донскую степь автор. Это положение еще более усугубляется тем обстоятельством, что вся зажиточная часть этого самого донского казачества, что большинство белогвардейских героев, большинство офицеров, так или иначе затронутых Шолоховым, — они выглядят, несмотря на то, что они враждебны нам, они выглядят, с точки зрения автора <...> кристально идейными, чистыми людьми... Получается такое положение, что Шолохов в романтическом виде, как это делает Шульгин, старается представить белогвардейскую гвардию... “Тихий Дон” еще не кончился. Но Бунчука, которого Шолохов поставил на высокие романтические ходули, он угробил вместе с Подтелковым. Вся бедняцкая часть станицы выпала из сферы внимания Шолохова. <...> Шолохов не представляет собой ни чаяний середняка донского, ни чаяний маломощного казачества. Это представитель полнокровного хозяина, крепкого, зажиточного казачества» 94.

Точку над i на пленуме поставил критик Майзель:

«Если Шолохов является выразителем настроений крестьянства, то только той части, которую принято именовать кулаками» 95.

Очень важной для последующей судьбы «Тихого Дона» была позиция двух руководителей РАПП’а — Ставского и Фадеева.

В. П. Ставский. 1932 г.

Для Ставского вопрос о «Тихом Доне» — «чрезвычайно интересный и больной вопрос. Особенно бросаются в глаза его лирические отступления о степи». Шолохов выступает в романе как «певец старого казачества». «Как мы должны поступить по отношению к Шолохову, какую линию взять в отношении Шолохова?» — задает вопрос Пленуму секретарь РАПП’а, будущий генеральный секретарь Союза писателей СССР А. Фадеев. И дает на него следующий ответ: «— Было бы очень хорошо, если бы мы записали в наших решениях о необходимости для Шолохова переменить место жительства, переехать в рабочий район, познакомиться с другим районом, познакомиться с другими людьми» 96.

Некоторое время спустя Ставский попытается подсказать эту рекомендацию лично Сталину.

Фадеев в своих высказываниях о «Тихом Доне» был более осторожен, чем некоторые другие ораторы, но вполне определенен: «Я тоже с большим неудовольствием читал высказывания критиков в прошлом, которые преувеличивали пролетарские элементы “Тихого Дона”, безоговорочно зачисляли Шолохова в пролетарские писатели. Это <...> неправда и потому это вредно, <...> вредно и для самого Шолохова...» — заявил Фадеев. Однако он не согласен и с теми, кто начинает причислять Шолохова чуть ли не к «врагам рабочего класса». Это так же неправильно. «Шолохова ни в коем случае не нужно расценивать как писателя враждебного и ни в коем случае нельзя относиться враждебно. Это было бы преступно. Но мы должны его критиковать, мы должны ему говорить, что вот, мол, эти места у тебя не удаются, надо стараться, чтобы он органическим путем все более и более приближался к пролетариату» 97. Шолохова надо «воспитывать». Фадеев сообщил пленуму, что он уже занялся подобным «воспитанием»:

«Я сказал Шолохову <...> — у тебя целый ряд нехороших мест, и я сказал, что это нужно выкинуть ко всем чертям, у тебя эти места не удаются (Реплика с места: Правильно, правильно!)» 98.

В завершение дискуссии о «Тихом Доне» на Пленуме высказался еще один «ростовец» — секретарь РАПП’а Макарьев. Согласившись с тем, что «Тихий Дон» — «явление незаурядное в нашей литературе», Макарьев отказал Шолохову в праве быть причисленным даже «к крестьянским писателям». Он заявил, что если бы, прочитав «Тихий Дон» «в другом издании, я знал бы, что это написано не нашим казаком Михаилом Шолоховым, то я бы прочитал это как воспоминания белогвардейцев, как “Ледяной поход”» 99. Макарьев критикует автора «Тихого Дона» за «объективизм» — и это «не наш объективизм», — заявляет он. «Колебания Григория Мелехова приобретают тень объективизма, который воспринимается: “и нам, и не нам”; во всяком случае, здесь мы имеем колебания не в нашу сторону... Я знаю историю гражданской войны на Северном Кавказе, знаю, что представляют собой Подтелков и Кривошлыков, и когда я читал о прекрасно данных Подтелкове и Кривошлыкове, несомненно чувствовалось, что симпатии автора не на их стороне... Найдите в “Тихом Доне” хоть одно такое место, в котором были бы заложены с неизбежностью явления, которые будут происходить в будущей советской станице. Я там этого не нашел... То, что есть пока — в этом никакая наша идея не заключена, и пока эти два с половиной тома такие, что и нельзя уже дать нашей идеи... Исходя из этого, нужно серьезно поставить вопрос и о “Тихом Доне”, в частности, и о нашей марксистской критике — как она подходит к явлениям, потому что может быть чрезвычайный скандал» 100.

«Чрезвычайный скандал» — вот чего испугались руководители РАПП’а, познакомившись с тем, как развивается действие «Тихого Дона» в третьей книге романа. Время было суровое: «время великого перелома», 1929 год. Сталин со все возрастающей энергией брал руководство не только страной, но и литературой в свои руки. В декабре 1929 года А. Фадеев пишет Р. С. Землячке: «...В “Октябре” я прозевал недавно идеологически двусмысленный рассказ А. Платонова “Усомнившийся Макар”, за что мне поделом попало от Сталина, — рассказ анархистский; в редакции боятся теперь шаг ступить без меня...» 101.

Третьей книги «Тихого Дона» руководители РАПП’а и «Октября» испугались куда больше, чем рассказа А. Платонова. По всей вероятности, они знали об отношении Сталина к Шолохову, которое было сформулировано в письме Сталина главному редактору «Рабочей газеты» Феликсу Яковлевичу Кону 9 июля 1929 года.

Правда, это письмо было опубликовано только в 1949 году, когда вышел 12-й том собрания сочинений Сталина. Но Феликс Кон был активно вовлечен в ситуацию вокруг Шолохова: вспомним, что именно в «Рабочей газете» (наряду с «Правдой») 24 марта 1929 года было напечатано письмо Серафимовича, Авербаха, Киршона, Фадеева и Ставского в защиту Шолохова. Письмо Сталина Ф. Кону не было секретным, и Феликс Яковлевич Кон, заслуженный деятель революционного движения, имел право не делать секрета из письма вождя, посвященного Шолохову. Знала об этом письме и журналистка Микулина, книжке которой оно было посвящено. Е. Н. Микулина написала брошюру «Соревнование масс» и была принята Сталиным 10 мая 1929 года 102, после чего Сталин написал предисловие к ее брошюре. Видимо, по этой причине Ф. Кон направил рецензию Руссовой, посвященную брошюре, на просмотр Сталину. Сталин написал письмо редактору «Рабочей газеты» Ф. Кону в защиту брошюры Микулиной от излишне категоричной, как он считал, ее критики Руссовой.