Феликс Кузнецов - «Тихий Дон»: судьба и правда великого романа

У меня в отношении Мишки Кошевого сложилось такое впечатление, что он автору не особенно близок, поэтому и краски для него оказались схематичными. Он какой-то человек жесткий, весьма личный, грубый, мстительный».

А. Н. Толстой :

«Не просветленный человек».

А. П. Довженко :

«Огромное количество писем, которые получает Шолохов, говорят о том, что народ не принял этого большого труда, что народ требует от этого большого мастера досказать правду.

Разрешите привести такой пример. У меня была встреча с Виртой, который приехал из Риги и рассказывал, что за границей было много рецензий по поводу этой книги. В рецензиях говорится: даже член большевистского парламента, которого считают личным другом Сталина, написал книгу, в которой привел к самому печальному концу героя; и даже он, этот человек, изобразил большевика в виде слабого, мстительного, жестокого человека.

Конечно, не хотелось бы слышать это».

Н. Н. Асеев :

«Говорят: как же Мелехов не показан в его перевоплощении, раз человек потенциально был на стороне коммунистов? Нельзя же говорить, что виноват Мелехов, что он не оплодотворился идеей коммунизма. Не было “пыльцы” достаточно тогда, не было хорошего цветения человеческой жизни. И потому-то были восстания...

Попадая под влияние художественного мастерства Шолохова, увлекаясь художественным талантом его, надо читателю подумать и сказать: что, я от этого испорчусь? Думаю, что ни я, ни читатель от этого не испортится.

Не думаю, чтобы было так просто сделать Мелехова коммунистом...

Я буду голосовать за Шолохова. Мне кажется, что это не будет ошибкой. У Шолохова еще будет возможность доказать, что “Григорий” у него есть в запасе. Не этот, не Мелехов, а другой» 124.

В итоге столь странного обсуждения М. А. Шолохов получил Сталинскую премию первой степени, первую Сталинскую премию по разделу «проза» в советской литературе. Из 35 членов Комиссии по Сталинским премиям за Шолохова проголосовал 31 человек. По разделу «проза» баллотировалось еще два претендента: Ванда Василевская за роман «Пламя на болотах» получила один голос, С. Н. Сергеев-Ценский за роман «Севастопольская страда» — также один голос.

Куда более прямым с самого начала был путь к триумфу «Тихого Дона» за рубежом. Роман начал свое триумфальное шествие по миру сразу после выхода первой и второй книг, когда в Советском Союзе его третья книга находилась фактически под запретом.

В Германии первые две книги «Тихого Дона» были переведены на немецкий уже в 1929—1930 гг. и сразу же получили высочайшую оценку.

«Величием своего замысла, многогранностью жизни, проникновенностью воплощения этот роман напоминает “Войну и мир” Льва Толстого» 125— такую оценку «Тихому Дону» дал в своей статье, опубликованной в октябре 1929 года в журнале «Die Linkskurve», немецкий писатель Франц Вейскопф.

Высочайшая оценка только что появившегося романа молодого советского автора как произведения классического была характерна практически для всех стран Европы.

«...Взращенный на еще нетронутой донской целине, он сразу возвестил о себе произведением такой мощи, что успех его превратился в подлинное событие» 126, — заявил в 1930 году известный французский литературовед Андрэ Левинсон.

Начиная публикацию «Тихого Дона» в своем воскресном приложении, английская газета «Санди график» дала 27 мая 1934 года аншлаг: «“Тихий Дон” — это книга, которая удивила мир!» и предвосхитила публикацию следующими словами: «Сегодня “Санди график” начинает публикацию выдающегося, одного из наиболее сенсационных, правдивых и очаровательных романов, когда-либо написанных. Книга эта удивила мир! В последние годы ни одно произведение не приблизилось к этой величественной саге о русской жизни по своей силе, взволнованности и безжалостному реализму» 127.

Столь же восторженно встретила «Тихий Дон» и белоэмигрантская критика. Так, журнал «Числа» уже в феврале 1930 года в рецензии на первую и вторую книги романа писал: «Шолоховский роман, изображая казачество перед войной, на войне и в начале революции, прославил автора на весь мир»; «Шолохов, кровно привязанный к жизни, “открывает” казака так, как до него еще никто не пытался его изобразить изнутри»; «у Шолохова, как в “Войне и мире” Толстого, множество отдельных сюжетов в романе, но в основе — “куски жизни”, тяжкого труда людей» 128.

Приведем оценку «Тихого Дона», данную таким взыскательным эмигрантским критиком, как Георгий Адамович. В статье «Шолохов», опубликованной 10 сентября 1933 года в нью-йоркской газете «Новое русское слово», он писал:

«Его успех у читателей очень велик. В Сов[етской] России нет библиотечной анкеты, где бы имя Шолохова не оказывалось на одном из первых мест. В эмиграции — то же самое. Принято утверждать, что из советских беллетристов наиболее популярен у нас Зощенко. Едва ли это верно. Зощенко “почитывают” и не придают ему большого значения. Зощенко любят, но с оттенком какого-то пренебрежения... Шолохова же ценят, Шолоховым зачитываются...

Успеху Шолохова критика содействовала мало. В России о нем только в последнее время, после “Поднятой целины” и третьего тома, начали писать как о выдающемся художнике, которому приходится простить некоторую противоречивость его социальных тенденций... Но это не помешало ему “пробиться к читателю”, — и опередить в читательском “благоволении” всех тех, о которых в печати было больше толков. Популярность его разрастается.

У Шолохова, несомненно, большой природный талант. Это чувствуется со вступительных страниц “Тихого Дона”, это впечатление остается и до конца романа...» 129.

Так оценивала «Тихий Дон» при его появлении мировая критика, в том числе и критика русской эмиграции. Во введении мы уже писали о том, как относились к попытке гальванизировать версию о мнимом шолоховском плагиате в середине 70-х годов столпы русской эмигрантской критики и литературоведения Глеб Струве и Марк Слоним: они сочли версию литературоведа Д* малоубедительной и бездоказательной.

Самую высокую оценку дала роману «Тихий Дон» и казачья эмиграция.

«Литературная энциклопедия Русского зарубежья. 1918—1940. Периодика и литературные центры» (М.: РОССПЭН, 2000) в разделе «Казачьи журналы» содержит подробный обзор всех периодических изданий русского казачества в эмиграции. Выявлено 30 казачьих журнальных изданий, выходивших в 1920—1940 гг. за рубежом. Их издавали люди, прошедшие горнило Гражданской войны и оставшиеся в живых. В них печатались крупнейшие представители донского казачества, которые не понаслышке знали все обстоятельства борьбы на Дону. В публикациях этих эмигрантских казачьих изданий не обнаружено ни одного негативного отзыва о «Тихом Доне» и ни одной публикации, в которой ставился бы под сомнение тот факт, что «Тихий Дон» написан Шолоховым.