Феликс Кузнецов - «Тихий Дон»: судьба и правда великого романа

«Когда Красная Армия в декабре 1919 года подошла к Новочеркасску, все войсковые управления стали эвакуироваться на Кубань. Вместе с Донской армией отступали также Ф. Д. Крюков и П. Громославский. <...>

Есть свидетельства, что Громославский помогал Ф. Д. Крюкову, а после смерти последнего похоронил его с группой казаков недалеко от станицы Новокорсунской. Можно предположить поэтому, что именно Громославскому досталась какая-то часть “кованого сундучка” с рукописями Крюкова, о котором пишет В. Моложавенко в газете “Молот”. <...> ...Громославский не продолжил путь на юг, а вскоре вернулся в станицу Букановскую к своей семье», — пишет Рой Медведев 111.

Миф создается без каких бы то ни было ссылок на источники, на адресат тех «свидетельств», на основании которых он выстраивается. Р. Медведев объявляет бывшего станичного атамана церковного пономаря П. Громославского даже писателем: «По имеющимся у меня сведениям, тесть Шолохова Петр Громославский был не только казаком, а в прошлом писарем казачьего полка, но и литератором, хотя и посредственным, но отнюдь не начинающим. Неизвестно, какое он имел казачье звание, но известно, что в 1918—1919 годы он принимал посильное участие в белоказачьем движении и был в Новочеркасске одним из сотрудников газеты “Донские ведомости”, которую редактировал в то время известный русский и донской писатель Ф. Д. Крюков. Печатался Громославский и в некоторых других донских газетах и журналах. Есть сведения, что и старший сын Громославского (то есть шурин Шолохова) стремился к литературной деятельности и успел кончить литературный факультет в Петрограде» 112.

Для дипломированного историка, каковым является Р. Медведев, некорректно, оперируя заявлениями типа «есть сведения», «есть свидетельства...», избегать при этом конкретных ссылок на эти сведения и свидетельства. В результате уже не только Шолохов, но и Громославский объявляется «соавтором» «Тихого Дона». Как пишет Солженицын, С. Стариков, соавтор Р. Медведева по книге о Филиппе Миронове, заявил, будто он, Стариков, «знает: кто “дописывал” “Тихий Дон” и писал “Поднятую целину”, — опять-таки не Шолохов, но тесть его Петр Громославский, в прошлом станичный атаман (а еще перед тем, кажется, дьякон, снявший сан), но еще и литератор; он был у белых, оттого всю жизнь потом затаясь; он был близок к Крюкову, отступал вместе с ним на Кубань, там и похоронил его, завладел рукописью, ее-то, мол, и дал Мишке в приданое вместе со своей перестаркой-дочерью Марией <...> А после смерти Громославского уже никак не писал и Шолохов» 113.

Сын М. А. Шолохова, Михаил Михайлович, в своем письме ко мне по поводу этих заявлений Р. Медведева сообщил: «П. Я. Громославский никуда из Букановской станицы (кроме новочеркасской тюрьмы) не выезжал и никогда на Кубани не был. Так же как и сын его Иван никогда не был в Петербурге и не мог там учиться в университете».

«Антишолоховедение» опирается лишь на слухи, домыслы, а то и прямые выдумки.

История с П. Я. Громославским, какой она предстает на страницах «антишолоховедения», — еще один красноречивый и типичный пример того, как «антишолоховеды» обращаются с фактами, каков их «научный» уровень.

М. Мезенцев в книге «Судьба романов. К дискуссии по проблеме авторства “Тихого Дона”» заявлял, что П. Я. Громославский был не просто литератором, — «у него даже был псевдоним — П. Славский» 114.

Называя литературный псевдоним Громославского — «Славский», Мезенцев, что редкость для «антишолоховедов», делает ссылку на источник этой информации: «См.: Памятная книжка области войска Донского на 1915 год. — Новочеркасск, 1915, с. 81» 115. Открываем 81 страницу этого справочника за 1915 год. Здесь дан официальный список станичных атаманов Хоперского округа, где фамилия атамана станицы Букановской обозначена так: «Петр Як. Славский» 116. Совершенно очевидно, что это — обычная опечатка, а никакой не литературный псевдоним. Такой же выдумкой являются и утверждения, будто П. Я. Громославский сотрудничал в «Донских ведомостях» и в других газетах и журналах, — не существует ни одного доказательства на этот счет, ни одной ссылки хоть на какие-то публикации Громославского. Хорошо знавший Громославского критик Ю. Б. Лукин, многократно бывавший в Вёшенской, свидетельствует: «Версий о плагиате было много, семь или восемь, назывался не только офицер, но и учитель то одной станицы, то другой, назывался даже тесть Шолохова, Петр Громославский, бывший станичный атаман. Я его хорошо помню, но он, кроме как о рыбалке, стерлядке, других тем не признавал и тем более никогда ничего не сочинял» 117.

Уроженец станицы Букановской А. Д. Солдатов, который родился и вырос в семье учителя и с детства хорошо знал П. Я. Громославского, пишет: «Никаким “литератором” он (Громославский. — Ф. К. ) не был и за всю свою жизнь не написал не только ни одного листка в журнал или в газету, но даже не выписывал ни одной стоящей газеты, кроме разве черносотенной газеты “Свет”.

И будучи в детстве другом его среднего сына Василия, бывая у них в доме, я не видел у них ни книжного шкафа, ни книг» 118.

Что касается сыновей Громославского, Ивана и Василия, то оба они служили псаломщиками, Василий — в Тамбове, Иван — на Дону; Василий окончил духовное училище, Иван позже — Вёшенское педучилище, преподавал в начальной школе. Василий в 1930 году арестован, в 1932 году выпущен из тюрьмы, в 1938 году арестован снова за «антисоветскую агитацию, распространял клевету на партию и ее руководство» 119. Ни один из братьев Громославских к литературе никакого отношения не имел.

При подобном отношении к фактам и документам можно «доказать» все, что угодно, даже такую нелепую мысль, будто автором «Тихого Дона» мог быть тесть Шолохова, бывший станичный атаман и пономарь Громославский. В действительности никакого отношения к мифическому «кованому сундучку» Крюкова Громославский не имел и иметь не мог.

Имеются документальные свидетельства об обстоятельствах кончины Крюкова, одно из них было приведено выше. Несколько иная информация об обстоятельствах смерти Крюкова содержится в книге М. Астапенко «Его называли автором “Тихого Дона”» (Ростов-на-Дону, 1991): «Как рассказала мне Мария Акимовна Асеева (хранительница архива Крюкова. — Ф. К. ), со слов очевидцев знавшая о последних днях жизни Крюкова, он прибился к группе табунщиков, угонявших на Кубань лошадей. Стоял февраль 1920 года, было холодно и вьюжно, истощенный организм писателя не выдержал напряжения и невзгод отступления: Крюков заболел тифом. 20 февраля (4 марта) 1920 года у станицы Новокорсунской, недалеко от существовавшего тогда монастыря, Федор Дмитриевич сделал последний вздох в своей жизни... Похоронили его у монастырской ограды, в ждущей новой весны и жизни кубанской земле...» 120.