Генрих Френкель - Брамштендте - Йозеф Геббельс (Ростов-на Дону, 2000)

Еще в июне 1943 года Геббельс применил трюк с «уравновешиванием» для оправдания нелегкого положения Германии. Вместо того, чтобы объяснить причины недавних поражений германских армий под Сталинградом и в Тунисе, он пустился в рассуждения о преимуществах и недостатках недавних побед, одержанных в ходе «блицкрига». Недостаток, по его мнению, был один, но существенный: все эти победы «слишком быстро следовали одна за другой», так что стали казаться обычным и заурядным делом. «Настоящая война» началась, по его словам, только с декабря 1941 года, когда «шансы на выигрыш стали колебаться, ставки повысились и создалась угроза временного кризиса». До этого немцы не страдали от опасностей, непосредственно связанных с войной. Для них стало привычным, что кампании легко начинаются и заканчиваются, не занимая много времени. Вот этот факт Геббельс и назвал «неблагоприятным», потому что он «извратил представление о войне» не только у германской, но и у зарубежной общественности. После этого возникли неожиданные «психологическиетрудности», которые могут повторяться и в дальнейшем.

Итак, согласно Геббельсу, возникшие трудности носили только «психологический» (а отнюдь не военный) характер и уравновешивались фактом приобретения Германией «огромных материальных преимуществ», обеспеченных прежними успехами. Это позволяло ей наращивать свой военный потенциал и спокойно отражать наскоки врагов. Нужно было всего лишь избавиться от «психологического ущерба»: ведь если посмотреть на обстановку в целом, то «мы, немцы, находимся в абсолютно выигрышном положении, просто многие этого не понимают или не хотят этому верить».

Подобная софистика позволяла оправдывать даже явные военные неудачи, «открывая» в них неожиданные достоинства. К концу 1944 года военные действия велись уже в западных и восточных областях рейха, но Геббельса это не смущало. «Мы бьемся теперь, упираясь спиной в стену, — объяснял он. — Это, конечно, опасно, но дает ряд преимуществ. Построив оборону на своей территории, мы избавились от множества неразрешимых проблем, тогда как наши враги могут действовать лишь в ограниченных масштабах и в ограниченное время».

Через несколько дней после этого заявления началось последнее германское контрнаступление на Западе под командованием генерала фон Рундштедта. Сначала оно имело успех, и это сильно обрадовало Геббельса. Он с оптимизмом объявил, что «до конца года три четверти американских войск будут окружены или сброшены в море, а остатки американских и британских сил будут вытеснены во Францию». Геббельс просто сиял от похвалы Гитлера, заявив своим сотрудникам, что достигнутый успех, по словам фюрера, был наполовину обеспечен именно им, Геббельсом, и его министерством. Меры, предпринятые в рамках «тотальной войны», позволили создать «народное ополчение» и ошеломить врага, введя в бой свежие части. Между тем эти «новые дивизии» даже не были полностью вооружены автоматами. К Рождеству немецкое наступление застопорилось, а в январе германские части были отброшены на исходные позиции.

Тем временем Геббельс продолжал толковать о «медленном, но верном восстановлении германской военной мощи и о наращивании силы наступательных и оборонительных ударов». Он выявил новый фактор, способствовавший «поддержанию равновесия». «Противник, — говорил он, — превосходит нас в материальном обеспечении, но мы бросаем на чашу весов наш национальный характер и моральную стойкость, а по этим качествам нам нет равных в мире; поэтому мы непобедимы!» Он любил приводить слова Фридриха Великого: «Бог ведет в бой храбрейших. Бог нам поможет, если мы поможем сами себе. Он на стороне мужественных, а не на стороне тех, кто полагается лишь на силу!»

Спустя два месяца, в конце марта 1945 года, когда у жителей разбомбленных городов не осталось никаких надежд (как не осталось их и у самого Геббельса), он продолжал попытки «сохранить лицо», указывая на «разницу между военным положением и политической ситуацией». «Не стоит отрицать, — говорил он, — что мы находимся в опасном положении и что враг продолжает наносить нам жестокие удары, которые, однако, только ранят, но не губят нас. Мы еще не разбиты, как думает противник. Война только достигла своей критической точки как в военном, так и в политическом плане. И если военное преимущество на стороне врага, то в политическом отношении все козыри у нас, а не у противника. Между тем эти две стороны войны тесно связаны между собой. У наших врагов нет в этой войне общей цели, и чем крупнее их военный успех, тем яснее обнаруживается вся неестественность и противоречивость их коалиции».

Исходя из этого, Геббельс смело предсказывал возникновение политического кризиса во враждебном лагере. Его позиция была предельно ясной: «Германии нужно справиться с влиянием военного кризиса, пока ее враги будут заняты улаживанием политического кризиса в отношениях между собой. Исход войны зависит от того, какая из сторон первой потеряет почву под ногами: она же проиграет войну, утратив надежды на победу. В этом — суть создавшейся ситуации!»

Еще одна тема, которую Геббельс настойчиво развивал в тот период, шла под рубрикой: «Врагу так же плохо, как и нам!» — «Враг тоже устал и истощен, он не в лучшем положении, чем мы». В сентябре 1944 года Геббельс писал: «Нашим врагам тоже трудно: они воюют уже больше пяти лет и вполне ощутили на себе, что это такое». Это сравнение было довольно выразительным, но не основывалось на конкретных данных (особенно в отношении Советского Союза), а скорее выдавало желаемое за действительное. В октябре 1944 года Геббельс отважился на такое предсказание: «Говорят, что цыплят по осени считают, но все же я рискну заметить, что людские ресурсы Советского Союза, казавшиеся неистощимыми, похоже, скоро иссякнут». Даже в конце февраля 1945 года, когда линия фронта неуклонно приближалась к Берлину, Геббельс продолжал твердить о «трудном положении врага» то ли от наглости, то ли с отчаяния: «Разве положение наших противников лучше? Да ни в коем случае! Советский Союз потерял в войне больше пятнадцати миллионов человек! Такие потери отрезвят кого угодно! Им скоро придется отступать».

Не располагая достаточными фактами, Геббельс искал выход в области моральных категорий и символов: «Большевизм, несомненно, — воплощение воли дьявола, задумавшего таким путем подчинить себе мир, но в конце концов дьявол будет сброшен в преисподнюю!» Другой аргумент звучал как утешение: «Мы делаем сейчас то, что нашим врагам приходилось делать в прошлом». И по-другому: «Наши прежние испытания теперь выпали на их долю!»

Геббельс с ученым видом объяснял читателям еженедельника «Дас райх» в сентябре 1944 года, что все три главных участника войны должны пройти через глубокий военный кризис, являющийся суровым испытанием национального характера: первыми его преодолели британцы, потом — русские, а теперь настала очередь немцев: «Летом 1940 года мы завоевали Атлантическое побережье, и Англия была открыта для атак люфтваффе; это и было временем испытания воли британского народа. Осенью 1941 года мы окружили Москву, и Советскому Союзу пришлось напрячь все возможности в последнем усилии. Теперь настал наш час: враги бросают против нас все свои людские и материальные ресурсы, и мы должны показать, на что мы способны. Сила приходит через испытание — таково общее правило! Преодоление опасности добавляет сил, и чем больше была опасность — тем больше сил прибывает — таков урок этой войны!»