Вероника Долина - Сэляви

Я старый семейный марафонец. Это мои дети, мой дом, и по всем возможностям, сколько могу, все должны быть сыты, одеты и иметь радости. Поэтому я всегда зарабатываю. В моих глазах беспечность — это практически порочность. Я своим детям так говорю: беспечность — это обеспеченность за чужой счет. Я люблю, чтобы человек что-то делал, а детей имел невзначай. В общем, так. Жизнь ужасно трудная и сложная. Дети — вещь хорошая. Любовь — вещь очень поучительная. Мужчина — вещь очень хрупкая. Женщина — вещь вообще нелепая.

— Не знаю, я не союзник. Я недолюбиваю женщин. Я бы лучше имела много друзей-мужчин, чем подруг. Вот мужчина — существо очень нежное, понимаете, оно специальное, оно для того, чтобы «не дать себе засохнуть», это такой «Спрайт». Я не специалист по сильным, волевым, могучим мужикам. Во-первых, они не попадались мне. Во-вто-рых, даже на какой-то дистанции я их видела очень мало. В-третьих, они, на мой взгляд, не выглядят ультрапривлекательно. В-четвертых, видимо, есть экземляры. Нечто подобное я видела на некотором расстоянии, делала попытки приблизить и приблизиться, но попытки были полны такого нездорового электричества, что ничего не получалось. Ну, почти ничего, скажем так. Я очень сильно запрограммирована на мужчину мягкого, и очень мягкого.

— Я не жесткая, я твердая. Жизнь показывает, что это совсем не одно и то же. Жесткий — это острые грани. А твердый — это основательность.

Я понимаю, что можно жить с мужчиной, а можно без мужчины. Время каких-то инструктажей с моей стороны кончилось бесповоротно. После тридцати трех пафос соскальзывал просто как миленький. Мне кажется, что мы все-таки подвержены каким-то общим правилам, генеральная линия существует.

По моему кодексу, есть такая субстанция любви. Мы иногда из литературной застенчивости называем это дружбами, но это все любовь. Она обнимает нас довольно плотно и в детстве, и в отрочестве, и потом тоже. Ее много, но вот сколько ты можешь это чувство генерировать — индивидуальный момент. У всех по-разному.

— В моем случае нет. Но близко.

— В хорошие моменты — да. Они не часты. Как правило, они связаны с концертным временем. Мы все ведь исполняем какой-то небольшой театр. Даже дома все имеют какие-то распределенные роли, амплуа. Без театра нет жизни. И все отношения полов и меж полами очень театральны.

Сколь-нибудь нормальный, культурый человек всегда театрален. Потому что все другое немножко нечеловеческое. А в детстве как часто это присутствует рядом с нами — фантазия, воображение! От беспомощности, от маленькости нашей сколько нужно себе вообразить и в области отношений, и в области измерений мира. И я не знаю ни одного художественного человека, который не пользуется широко этим инструментарием. Никакого откровения не будет, если я скажу, что, когда стрелки сходятся, на сцене наступает красивая идентификация. Не всегда звездным светом во тьме сверкает, но бывает. Бывает, бездны открываются.

— Конечно, сравнимо. Примерно с тем, о чем вы наверняка думаете, как всякий живой человек. Конечно, во всякой физиологии труба пониже, дым пожиже. Но на любовь похоже. Правда, это все попроще и в любви индивидуальней. Возникает очень точечное, неразличимое нечто, как я понимаю. И происходит иллюзорный выход в астрал.

— Я с моим мужем Сашей Муратовым познакомилась на кинофестивале «Кинотавр» шесть с лишним лет назад. Я была зрелый плод, который нужно было тронуть легчайшим движением пальцев, и я рухнула с ветки моего долговечного прочного брака.

Я только что приехала из Америки, очень твердая, просто как стальная полоса, с какой-то железной решимостью внутри и с какой-то неопалимостыо снаружи. Во мне была какая-то турбулентность, и эта турбулентность не могла не втянуть какого-ни-будь мягкого молодого человека.

Я его увидела возле Дома кино, оттуда отправлялись автобусы во Внуково, и, мельком взглянув, я подумала: «Примерно такие мальчики мне нравятся», — и ушла взглядом дальше. И тут же в самолете давнишний знакомый сценарист Анатолий Борисович Гребнев замахал мне рукой: «Вероничка! Садись сюда!» Я села и оказалась между Гребневым и режиссером Сашей Муратовым. У меня с собой был возлюбленный маленький магнитофон-чик, при мне была куча рабочего инструментария, вся в блокнотах, вся в ручках. И на маленьком магнитофоне была кассета с новым концертом. И я через 15 минут полета своему соседу справа по имени Саша предложила послушать. Между прочим, ничего такого не произошло. К моим ногам он не сполз. Но начало было положено.

Я не такой уж плантатор, и через две минутки забрала магнитофон: «Спасибо, достаточно!» За это время обычно успевает пройти где-то полторы песни. Ну, все, поехали дальше. Дальше — больше. Автобус, гостиница. Многоточие.

— Практически сразу. Я вообще очень основательная. День, другой. Как-то незаметно прошла неделя, и уже пора домой. Я в Москву, а он — в Ленинград. А потом он в Москву прилетел, свистел мне под окнами.

— Господи, смотрите выше. Я никак не выкручивалась, я проходила через это горнило по полнейшей программе. Все в сумме продолжалось полгода.

Фестиваль был в июне. Уже в августе, убегая от громов и молний, мы отправились в Пицунду. Пустынно, странно, потом стали летать самолеты, началась гражданская война. И мы поспешно ретировались в Москву. И через две недели он полностью перебрался в Москву.

Мой бедный муж оставил свой дом, и Саша оставил свою семью в Петербурге. Боль развода — ужасающая боль. Это не стало моей коньковой темой. Я застала себя абсолютно одинокой в поле, ни одна книжка не могла мне ничего рассказать о страшнейших болевых шоках развода. О, ужас! Какая жуткая боль, какое перепиливание костей родному человеку, а рядом, кстати, лежат тела детей!

Никому не рекомендую. Кто может удержаться, пусть держится всеми средствами. Но судьба тащила за волосы. Я прошла по этому пути, всех сметая и разрывая на куски. Огромную поддержку имела в своих детях. Дети мне дали индульгенцию, сертификат на новую жизнь. Они гласно и негласно сказали: «Мы верим тебе». Сюжеты классического кинематографа от меня очень далеки, я никогда не видела в детских глазах ревности к следующему ребенку, к новому мужу — Бог даст, и не увижу.