Умберто Матурана - Древо познания

Мы стремимся жить в мире уверенности, несомненности, твердокаменных представлений: мы убеждены, что вещи таковы, какими мы их видим, и не существует

Рис. 1. Иероним Босх, Увенчание терновым венцом. Национальный музей Прадо, Мадрид альтернативы тому, что мы считаем истинным. Такова ситуация, с которой мы сталкиваемся изо дня в день, таково наше культугэное состояние, присущий всем нам способ быть человеком.

Всю нашу книгу надлежит рассматривать как своего рода приглашение воздержаться от привычки впадать в искушение уверенностью. Это необходимо по двум причинам. С одной стороны, если читатель хотя бы на время не откажется от присущей ему уверенности, мы не сможем сообщить ему ничего такого, что могло бы обогатить его опыт эффективного понимания феномена познания. С другой стороны, в нашей книге мы намеревались показать, путем тщательного анализа феномена познания и проистекающих из него наших действий, что весь когнитивный опыт включает познающего на личностном уровне, коренится в его биологической структуре. Поэтому опыт обретения уверенности есть явление индивидуальное. Этот опыт слеп к когнитивным актам других индивидуумов, а потому уединен, обособлен и, как мы увидим дальше, может быть преодолен только в мире, который творится нами вместе с другими людьми.

Ничто из того, о чем мы намереваемся поведать читателю, не будет им понято должным образом, если он не будет ощущать себя личностно bi влеченным, обретающим тот непосредственный опыт, который выходит за рамки простого описания.

Поэтому вместо того, чтобы рассуждать, почему кажущаяся незыблемость эмпирического мира при более близком рассмотрении внезапно оказывается поколебленной, мы продемонстрируем это на двух примерах. Оба они взяты из сферы нашего повседневного наглядного опыта.

Пример первый. Закройте левый глаз и сосредоточьте взгляд на кресте, изображенном на рис. 2. Держите страницу на расстоянии около сорока сантиметров от себя. Вы заметите, что черное пятно на рисунке справа, размеры которого не столь уж малы, внезапно исчезнет. Поэкспериментируйте, немного поворачивая страницу или открывая другой глаз. Интересно также скопировать рисунок на другой лист бумаги и постепенно увеличивать черное пятно до размера,

Страницу в такое положение, при котором точка В окажется там, где прежде находилась точка А, и повторите наблюдения. Что произойдет с отрезком, проходящим через черное пятно?

Вообще говоря, тот же эффект можно наблюдать и без рисунка: замените черное пятно своим большим пальцем. Большой палец будет выглядеть так, будто его отрезали. (Попробуйте — и вы убедитесь в этом сами!) Кстати этот феномен вошел в историю при следующих обстоятельствах. Известный французский физик Мариотт (соавтор закона Бойля-Мариотта), придворный ученый Людовика XIV, с помощью этого «опыта» демонстрировал королю, как будут выглядеть после казни подданные его величества, которым тот собирался отсечь голову.

Общепринятое объяснение этого явления заключается в том, что изображение черного кружка (или большого пальца, или какого-нибудь предмета) попадает на тот участок сетчатой оболочки глаза, откуда выходи г зрительный нерв (этот участок не чувствителен к свету). Это так называемое слепое пятно на сетчатке. Но если это так, то поражает другое: как мы умудряемся не блуждать в пространстве, имея в поле зрения «дыру·· столь внушительных размеров? Наше визуальное восприятие говорит нам о том, что пространство непрерывно. Не прибегая к каким-нибудь хитроумным манипуляциям, мы не в состоянии воспринять разрывность, с которой все время имеем дело. Самое поразительное в эксперименте со слепым пятном то, что мы не видим, что мы не видим.

Второй пример. Возьмем два источника света, белый и красный, и расположим их так, как показано на рис. 4. (Для этого можно сделать трубу из плотной бумаги диаметром в размер лампы и использовать в качестве светофильтра красный целлофан.) Введите какой-нибудь предмет, например свою руку, в луч света. Обратите внимание на отбрасываемые ею тени. Одна из теней имеет голубовато-зеленый цвет! Читатель может поэкспериментировать с прозрачными листами различного цвета, используя их в качестве светофильтров, и с различной интенсивностью источника света.

Этот пример столь же поразителен, как и эксперимент со слепым пятном. Каким образом у нас получается голубовато-зеленый цвет, когда мы ожидаем просто белый, красный или смесь белого с красным (розовый) цвета? Обычно мы думаем о цвете как о качестве предметов и отражаемого ими света. Например, если я вижу зеленый цвет, то это происходит потому, что зеленый цвет, т. е. свет определенной длины волны, попадает в мой глаз. Однако если мы воспользуемся каким-нибудь прибором для измерения состава света в нашем примере, то обнаружим, что в тени, которую мы видим голубовато-зеленой, не доминируют ни зеленый, ни голубой цвета — распределение цветов такое же, как у белого цвета. Между тем невозможно отрицать, что мы воспринимаем именно голубовато-зеленую тень.

Это красивое явление, известное под названием цветных теней, было открыто в 1672 г. Отто фон Герике. Он заметил, что тень от пальца, освещенного одновременно свечей и лучами восходящего солнца, кажется голубой. Столкнувшись с этим и аналогичными явлениями, люди обычно говорят: «Прекрасно, но какой же это цвет в действительности'?», как будто ответ, даваемый прибором, измеряющим длины волн, окончательный и содержит истину в последней инстанции. В действительности наш простой опыт отнюдь не вскрыл и не прояснил конкретную изолированную ситуацию, которую можно было бы назвать (как это часто делают) краевой или иллюзорной. Наше восприятие мира цветных объектов не зависит буквально от спектрального состава света, приходящего от всего, на что мы смотрим. Если я вынес из комнаты во двор апельсин, то кажется, будто апельсин сохраняет свой цвет. Однако в стенах дома апельсин освещался флуоресцентным светом, в котором доля так называемых голубых длин волн (они же — короткие волны) достаточно велика, в то время как в солнечном свете велика доля так называемых красных (или длинных) волн. У нас нет способа установить соответствие между почти незыблемым постоянством цвета видимых нами предметов и исходящим от них светом. Объяснить, каким образом мы видим цвета, непросто, и мы не будем останавливаться здесь на этом сколько-нибудь подробно. Однако важно (и это нуждается в объяснении), чтобы мы перестали думать, будто цвет наблюдаемых нами предметов определяется особенностями света, приходящего к нам от этих предметов. Скорее нам нужно сосредоточиться на понимании, что цветовое восприятие соответствует специфическому паттерну возбуждений в нервной системе, определяемому