Надежда Ионина - 100 великих узников

Т. Костюшко явился в Зимний дворец лично благодарить государя. Внизу бывшего узника ждало кресло на колесиках, в котором возили Екатерину II. Через анфиладу комнат его провезли в спальню, где император принял его со всей своей семьей – без всяких церемоний. Императрица подарила Т. Костюшко дорогой токарный станок и камеи с портретами всех членов семьи. Он отблагодарил ее табакеркой собственной работы.

Физическое и нравственное состояние получившего свободу узника тем не менее было столь тяжелым, что он решил коренным образом изменить обстановку и уехать в Америку. Русский император подарил Т. Костюшко великолепную карету, в которой можно было ехать полулежа, соболью шубу, шапку и много других вещей.

Сведений об отставном поручике Ф. Кречетове сохранилось очень мало, и даже в судебном деле нет документов о его происхождении. Известно только, что в 1761 году он был писцом в Карачевской воеводской канцелярии, затем служил копиистом в Юстиц-коллегии, писарем в штабе фельдмаршала Разумовского и, наконец, аудитором в Тобольском пехотном полку. В 1775 году в чине подпоручика Ф. Кречетов вышел в отставку, через 4 года был произведен в поручики и причислен к Герольдии Правительствующего Сената.

Еще будучи военным, Ф. Кречетов чувствовал, что «не только человека, но и животное убить не может», и, выйдя в отставку, намеревался все свое время посвятить культурно-просветительской деятельности. Поверив, как и многие, в либеральные обещания и мудрые указы Екатерины II, он стал мечтать о широкой деятельности и пользе, которую при содействии общества можно будет принести отечеству. Человек он был образованный и начитанный, к тому же проникнутый глубоким уважением к личности и правам человека.

Закон. Скульптура С.С. и Н.С. Пименовых

Более 20 лет «как в военной, так и в статской… службе должность свою он исправлял беспорочно: взяток не брал, судопроизводство пытался вести по закону и совести, отличался неутомимой тягой к знаниям и целые ночи проводил за чтением русских и иностранных журналов». В среде приказного сословия Ф. Кречетов считался «белой вороной», и нет ничего удивительного в том, что в 1782 году он остался не у дел и без всяких средств к существованию. Правда, он предвидел конец своей канцелярской карьеры и потому заблаговременно (в 1871 году) получил в Академии наук аттестат, дававший ему право преподавать русскую словесность.

Видя вокруг возмутительные картины бесправия и произвола, пылкий энтузиаст и наивный мечтатель с жаром принялся за литературную деятельность, чтобы подготовить основы для будущего облагодетельствования всего человечества. Залог же будущего счастья России он видел в освобождении крестьян от крепостного права, распространении просвещения, насаждении законности и прав человека, ограничении самодержавия выборным законодательным учреждением. Увлекшись учением французских энциклопедистов, Ф. Кречетов проектирует устроить «всенародное, вольное, к благоденствованию всех общество», планировал организовать широкую сеть училищ, чтобы ликвидировать неграмотность среди всех слоев российского населения; широко пропагандировать юридические знания, чтобы бороться против беззаконий и лихоимства, а воспитание в масонском духе, по его мнению, скорее смягчило бы грубые нравы народа. О необходимости скорейшего исполнения своих столь грандиозных планов он подавал прошения самой Екатерине II, Святейшему Синоду, петербургскому митрополиту, разным вельможам и ведомствам. Но его записки вызвали только недоумение и смех в кругах, приближенных к императрице, где их назвали «нелепыми писаниями».

В 1787 году Ф. Кречетов задумал выпустить свои литературные труды. Однако ни влиятельных покровителей, ни денег для осуществления своих замыслов у него не было, и пришлось ему искать единомышленников, готовых разделить с ним расходы и труды по созданию крупного книгоиздательства. В декабре он издал брошюру с объявлением о подписке на издание, «души и сердце пользующее», под названием «О всех и за вся и о всем и ко всем, или Российский патриот и патриотизм». Но план его – «купить или построить собственную… типографию для напечатания всех юридических и собственных своих деяний» – обернулся неудачей. Объявленная подписка принесла всего 75 рублей, на которые удалось издать только один номер журнала «Не все и не ничего». Остальные листы были запрещены цензурой и распространялись среди членов общества в рукописном виде.

Название журнала сыграло роковую роль в судьбе отставного поручика, так как слова эти произносятся во время совершения литургии. Узнав об этом, петербургский обер-полицмейстер Н. Рылеев решил выяснить, нет ли в названии какого-нибудь кощунственного злоупотребления. Управа благочиния произвела расследование и выяснила, что издатель выпустил брошюру, не получив на то разрешения, да и купец Овчинников – владелец типографии – напечатал ее самовольно. Поэтому вскоре последовало распоряжение: книгу конфисковать, а Ф. Кречетова и владельца типографии привлечь к ответственности. Автор брошюры лежал в это время в горячке в доме своего знакомого Д. Татищева, но явившаяся полиция все-таки отобрала у Ф. Кречетова 100 экземпляров брошюры и взяла с него два письменных заявления, которые вместе с показаниями купца Овчинникова отправила в Управу благочиния.

В своих объяснениях правдолюбец писал, что нельзя брошюру принимать за книгу, так как это не сочинение, а только объявление об открытии подписки на ряд произведений под названным заглавием. Сам он не видит в названии ничего предосудительного или оскорбительного для религии, так его патриотические издания будут служить для распространения в народе нравственных начал. Однако даже чисто культурная деятельность Ф. Кречетова была признана вредной и опасной для государства, и Управа благочиния передала это «весьма важное» дело в Нижний надворный суд, но оно было отложено до полного выздоровления дерзкого автора. А пока экземпляр брошюры и оригинал одного из сочинений Ф. Кречетова отправили петербургскому митрополиту Гавриилу, который нашел в них много злоупотреблений.

Правительство дало понять неисправимому правдоискателю, что пора бы ему остепениться, однако он не внял этим предостережениям и даже пытался обжаловать решение Управы благочиния в Святейшем Синоде, прося разрешения самому быть цензором собственных изданий. Но митрополит Гавриил признал «излишними домогательства» Ф. Кречетова, в просьбе велел отказать и вообще, чтобы он «в не заслуживающих одобрения сочинениях не упражнялся и оных печатать самовольно не отваживался».