Александр Богданов - Краткий курс экономической науки

При подобных условиях развитие личности становится невозможным не для одних рабов, и духовная подавленность господ немногим отличается от рабской забитости.

В иных отношениях стояла личность к политическому целому в государствах европейского типа.

Там личность не была угнетена — этого по существу не допускала самая форма государственного союза. Впрочем, вначале наиболее богатым, знатным рабовладельческим фамилиям удавалось экономически и политически подчинить себе демос, массу менее богатых граждан — земледельцев и ремесленников; экономическая зависимость последних выражалась главным образом в задолженности, политическая — в ничтожном влиянии на государственное управление. Но когда развитие меновых сношений усилило взаимную связь элементов демоса, и на сцену выступила вновь сложившаяся группа демоса — торговцы, тогда демос сплотился против крупной земельной аристократии и повел с ней упорную борьбу за политические права, за связанные с ними экономические выгоды. Борьба завершилась победой демоса, который добился полной политической равноправности.

История вряд ли может указать где-либо такой блестящий расцвет гражданской жизни, как в Афинах VI–IV в. в. до P. X. Юридическое равенство было полнейшее: каждый мог участвовать в обсуждении и подавать свой голос в решении общегосударственных дел. Дошло до того, что некоторые должности замещались даже не по избранию, а прямо по жребию. Таков был демократизм республики. Но это была только лицевая сторона общественной жизни.

За немногими десятками тысяч граждан, свободного развившихся в атмосфере широко-гражданской жизни, стояли многие сотни тысяч бесправных, угнетенных «живых орудий». Смысл политической деятельности свободных людей заключался в дележе добычи, созданной рабским трудом и отнятой у рабов.

Так было и в древнем Риме. В течение нескольких веков боролась там демократия — плебеи — с высшим классом — патрициатом — ради тех же экономических целей, как демос Афин. Шаг за шагом, с поразительной энергией она принуждала своих сильных, организованных противников делать уступки в сторону равенства. Но во время всей этой борьбы не раздался ни один голос за улучшение условий жизни рабов — в этом отношении не было различия между самыми корыстными из демагогов и честнейшими утопистами в роде Гракхов, вся жизнь которых прошла в самоотверженной борьбе за «народные» интересы.

Для раба возможности развития не было, но были все данныя, чтобы деградировать. Для господина в слабо-меновых обществах Востока условия развития были только немногим лучше этого; наоборот, в обществах Запада, где обмен был широко развит, свободная личность имела полный простор для того, чтобы развернуть свои силы.

Общественное сознание в эпоху рабовладельческой системы не было, конечно, сплошным, однородным. Оно было глубоко различно для тех противоположных элементов, из которых слагалась рабовладельческая группа, и зависело от их положения в процессе производства.

Условия жизни раба были невероятно тяжелые. С клеймами, выжженными на теле, часто закованные в тяжелые цепи, они с раннего утра до позднего вечера должны были работать на полях или в промышленных предприятиях своих господ. Работа происходила под строгим наблюдением жестоких надсмотрщиков, которые только и думали о том, чтобы бесчеловечным обращением с рабами заслужить милость и щедроты рабовладельца. Проработав целый день, рабы на ночь отправлялись в казармы — своеобразные темницы, нередко расположенные под землей.

Вообще на раба смотрели, как на орудие производства, как на рабочую скотину. В этом отношении чрезвычайно характерна классификация орудий производства, которая сложилась в изучаемый период. Она различала:

1) instrumenta muta — немые, мертвые орудия, напр., топор., станок; 2) instrumenta semivocalia — орудия живые, но такие, которые только наполовину, т.-е. очень несовершенно, выражают голосом свои чувства, — это домашние животныя, и 3) instrumenta vocalia — орудия, одаренные способностью речи, т.-е. люди — рабы.

Таким образом рабы были низведены до степени рабочего скота, простой принадлежности хозяйственного инвентаря [10]. При таких условиях об идеологии рабов много говорить не приходится; ее крайняя бедность и бессодержательность, ее узость и ограниченность не подлежат никакому сомнению. Здесь нечего искать элементов развития; умственная жизнь людей этого класса была даже в лучших случаях (ученые рабы) слабым отблеском умственной жизни господ.

Класс господ находился в ином положении: здесь бедность психологии отнюдь не являлась необходимостью; по самой сущности своей организаторская деятельность требует некоторого умственного развития, а эксплоатация рабов давала господам возможность посвящать время не только различным удовольствиям, но и труду мышления.

Обширный период рабства охватывает собою длинный ряд далеко не вполне сходных общественных формаций; сравнивая уровень духовной жизни в различные стадии этого периода и у различных народов, можно найти все переходы от полнейшего варварства до той высокой ступени цивилизации, какой достигли Греция и Рим в эпоху их процветания.

Нет надобности останавливаться на содержании психической жизни господ в тех обществах, которые сложились при слабых меновых связях и организовались в форме восточных деспотий: там на известной стадии развития почти стушевываются различия психологии господ и рабов; аналогичный характер гнета, лежащего на тех и других, порождает аналогичную узость, бессодержательность, неподвижность мышления; разница в степени так мала, что почти не заслуживает внимания.

Иную картину представляют рабовладельческие общества со значительным развитием обмена. Свободные, далеко простирающиеся меновые связи расширяют умственный горизонт людей, дают толчок познанию, освобождают мышление от того оцепенения, в котором находится оно в натурально-хозяйственных группах прежних времен. Отсутствие внешнего гнета, с одной стороны, и сравнительно небольшая власть природы над людьми, с другой стороны, создают почву для развития мышления, для более интенсивной познавательной деятельности.

Классический мир за время своего существования, несомненно, успел высоко развить познавательную деятельность. Но шел ли ее прогресс в том направлении, которое благоприятно для развития техники и экономики, была ли эта деятельность полезна с точки зрения интересов непосредственной борьбы с природой, с точки зрения захвата действительной власти над нею?

Тут следует различать две стадии жизни классического мира. Пока крупный рабовладелец оставался фактическим организатором производства своей группы, а рядом с ним сохранялся еще свободный крестьянин и ремесленник, до тех пор общественное мышление неизбежно направлялось в сторону приобретения практических знаний. Правда, это было в более ранние эпохи рабовладельческой культуры, когда силы развивающегося познания были еще ничтожны, а консерватизм феодального быта еще в значительной степени тяготел над умами; следовательно, прогресс практических знаний мог итти только очень медленно. Но по сравнению с предыдущими эпохами то была громадная скорость. В течение немногих веков было сделано множество технических усовершенствований и изобретений; к последним векам истории античного мира был накоплен большой запас научно-практических сведений, и в некоторых областях производства постановка дела была высоко целесообразная, основанная на сравнительно глубоком знакомстве с законностями явлений.