Владимир Бобылев - Внешняя политика России эпохи Петра I

Разыгрывание голштинской карты в политической игре русской дипломатии не ограничивалось только датской партией. Правительство Петра исключительно тонко использовало претензии герцога на шведский престол как орудие политического давления на Фридриха I с целью лишить его возможности внешнеполитического выбора, замыкая, таким образом, международный курс Стокгольма исключительно на союз с Россией. Связи России с Голштинией может быть не были бы столь страшны для гессен-кассельской династии, если бы в Швеции не было значительного числа сторонников Карла-Фридриха. Голштинская партия активно пропагандировала идею союза с Россией и брака герцога с дочерью царя Анной Петровной, который, по словам ее лидеров, должен принести Швеции в качестве приданого Лифляндию, а в случае назначения Карла-Фридриха наследником русского и шведского престола удастся достичь и персональной унии двух держав. В сущности это была плохо скрываемая программа «мирного» реванша, которую выдвигали голштинская партия и определенные круги Швеции, считавшие бесперспективным решение данного вопроса военными средствами.

Однако Петр отнюдь не намеревался жертвовать национальными интересами России ради удовлетворения династических планов Карла-Фридриха и его шведских сторонников. Идя навстречу герцогу и голштинской партии в матримониальном вопросе, царь видел совершенно иной политический результат данного династического союза, который, по его расчетам, поставил бы Карла-Фридриха в жесткую зависимость от внешнеполитического курса России, что особенно было важно в случае «превращения» голштинского герцога в шведского короля.

Русские предложения о заключении военно-политического союза были прохладно встречены Фридрихом I. В качестве предварительного условия шведская сторона потребовала ряда территориальных уступок и отказа Петра от вступления в какие-либо соглашения с голштинским герцогом и удаления его из России. Жесткая позиция короля, которую он занял зимой 1722–1723 гг. определилась внушениями датской и английской дипломатии о том, что Россия стоит на грани войны с Турцией и обещанием Лондона не допустить смены династии в Швеции. В Петербурге стали понимать, что изменить позицию официального Стокгольма может лишь крупномасштабная военная демонстрация, к чему, между прочим, активно призывала царя голштинская партия. К тому же у русского правительства не было времени для «доводки» шведского короля дипломатическими средствами. Летом 1723 г. позиция Турции по отношению к России стала принимать угрожающий характер.

В середине июля 1723 г. русский балтийский флот в составе 29 вымпелов под командованием Петра вышел из Ревеля и взял курс на Регорвик. Одновременно царь указал находившемуся в Стокгольме А. П. Бестужеву объявить шведскому правительству о его стремлении заключить с ним союзный договор. При этом русскому послу рекомендовалось активно пропагандировать идею русско-шведского альянса, убеждая правящие круги Швеции, что данный союз «к пользе и к авантажу Швеции со временем распространен быть может и нам не токмо не будет противно, но еще желаем, чтоб Швеция и инде награждения получила и к тому, когда Швеция того пожелает и время и конъюнктуры допустят, еще вспомогать будем». Далее царь намекал, что под «награждением» он подразумевает возвращение Швеции Бремена и Вердена. Реанимируя идеи 1718 г., Петр упорно навязывал правящим кругам Швеции мысль, что именно имперское направление отвечает национальным интересам их страны и что Швеция даже больше выигрывает от этого союза, чем Россия.

«Учения» русского флота произвели в Швеции сильное впечатление. Уже в июле Фридрих I дает свое согласие признать императорский титул Петра, а шведский риксдаг принимает решение заключить оборонительный договор с Россией. На переговорах, которые начались в Стокгольме осенью 1723 г., русская дипломатия сразу же отошла от пропагандистских лозунгов захвата Голштинии и войны с Англией, положив в основу договора идею о его сугубо оборонительном характере, что было в целом позитивно встречено шведской стороной. Однако переговоры затянулись, и причиной тому явилось стремление Петра включить в текст договора статью, предусматривающую выступление Швеции на помощь России в случае нападения на нее Турции. Правительство Фридриха I категорически отказывалось принимать на себя подобные обязательства, требуя ограничить действие принципа казус федерис обстоятельства, обязывающие союзника вступить в войну) исключительно европейским регионом. В течение нескольких месяцев русская дипломатия безуспешно пыталась протолкнуть турецкое направление в договор, напрочь «забыв» об обещании вернуть Швеции Бремен и Верден, а герцогу голштинскому — Шлезвиг. В январе переговоры стали заходить в тупик, что заставило Петра пойти навстречу шведскому правительству. Изъятие Бестужевым из текста соглашения «турецкого артикуля» устранило последнее препятствие на пути заключения русско-шведского союзного договора, который и был подписан 22 февраля 1724 г.

Согласно Стокгольмскому трактату договаривающиеся стороны обязались оказывать друг другу военную помощь в случае нападения на одну из них какой-либо европейской державы. Союзники согласились совместно действовать дипломатическими средствами при датском дворе для возвращения Шлезвига голштинскому герцогу, гарантировать государственное устройство Польши и привлечь к союзу Австрию. Россия предоставила Швеции право беспошлинного вывоза из своих портов товаров и хлеба на 100 тыс. рублей.

Заключение русско-шведского союза значительно укрепило международные позиции России в Восточной Европе. Образование северного блока существенным образом сказалось и на позиции османского правительства, которое вынуждено было согласиться на урегулирование спорных вопросов путем переговоров. 12 июня 1724 г. в Константинополе был подписан новый мирный договор между Россией и Турцией, по которому султан признал право владения Россией западным и южным побережьем Каспийского моря. В то же время союз со Швецией нейтрализовал на определенное время планы Стокгольма, направленные на сколачивание датско-шведско-английской коалиции как необходимого политического условия для возобновления борьбы с Россией за Восточную Прибалтику.

Но союз со Швецией рассматривался русским правительством не только в плане решения сиюминутных внешнеполитических задач. Сам текст договора указывает на наличие в нем элементов новой русской внешнеполитической доктрины, формирование которой началось сразу же после Ништадтского мира и завершилось в целом в конце 1723 г.

Упорное стремление Петербурга включить в договор со Швецией турецкое направление свидетельствует о повороте внешнеполитического курса России от балтийской проблемы к решению черноморской задачи. И возникал он, разумеется, не под влиянием обострения русско-турецких отношений в результате каспийских походов русской армии, поскольку это было лишь очередным всплеском русско-турецкого антагонизма, зародившегося еще в начале XVI в. Перед Россией по-прежнему стояли задачи безопасности южных границ, вовлечения в хозяйственный оборот плодороднейших земель юга России и Украины, приобретения выхода к Черному морю и установления прямых торговых отношений со странами Средиземноморья. Их решению мешали Турция и Крымское ханство, которые, естественно, готовы были силой оружия остановить движение России на юг, что предопределяло неизбежность военных столкновений. Война с Турцией один на один, как показал опыт азовской эпопеи и уроки Прутской кампании, считалась пока для России делом непосильным. Поэтому для решения черноморской проблемы России был необходим мощный стратегический союзник, внешнеполитические интересы которого совпадали бы с интересами Петербурга в турецком, польском и балтийском вопросах. А такой державой могла быть только Австрия, что и нашло свое отражение в русско-шведском договоре. Оценивая значение этого союза, А. И. Остерман подчеркивал: «Россия и дом австрийский имеют общий интерес: 1) во убавлении турецких сил, 2) в содержании Речи Посполитой, 3) в шведских делах, из сего видно, что союз не инако как полезен быть может». Кроме того, Андрей Иванович считал, что «цесарь в состоянии почитай всех иных держав от наступления на Россию удержать». Однако в силу довольно сложной международной обстановки русское правительство не афишировало вплоть до 1724 г. своей новой внешнеполитической программы и своего стремления к союзу с Австрией.