Игорь Пронин - Наполеон 2. Книга вторая: Стать богом

А потом раздался тихий хрип.

Двое охранников, явно нарушая приказ, спали по очереди, меняясь через два часа. Тот, что спал сейчас, негромко похрапывал, а вот бодрствующий издал такой хрип, после которого уже не остаются в живых.

— Кто здесь? — едва слышно спросил Александр, напрягая в темноте зрение. — Отзовись!

— Потерпи, Саша. Сейчас.

И снова раздался хрип — Байсаков просто раздавил грудь второму негодяю. А потом за какую-то минуту легко разорвал на товарище множество прочных, переплетенных меж собой веревок.

— Идти не сможешь, и не пытайся. А я тебя и размять сейчас не могу — заорешь еще от боли, и конец нам. Так что терпи дальше, Саша, зубы сожми и терпи.

Байсаков взвалил Александра на плечо и выполз из палатки. Висящий вниз головой Остужев, как ему показалось, разглядел в траве трупы часовых. Потом они долго и тихо пробирались через лес, а потом еще час ехали на лошади. Только тогда Иван спешился и принялся разминать безвольные конечности Остужева.

— Можешь покричать. Только не слишком — ночь все-таки.

Остужев не кричал, а рычал, словно какое-то лесное чудовище. Вместе с кровью в каждую клеточку его кожи приходила боль, по сравнению с которой ночная казалась пустяком. Нескоро Остужев стал понимать, что говорит ему Байсаков.

— Все очень скверно оборачивается, Саша. Колиньи просто набил Россию своими людьми, они все тебя искали. И теперь, когда ты показался, они кинулись за тобой. В столицу ехать нельзя — всех наших сил не хватит тебя сберечь. Под конвой тебя, ты говоришь. Тоже нельзя. Что ж, поверю, раз такая охота. Ну, раз так, выход один — Кутузов.

— Кутузов?.. — удивленно прохрипел Остужев, кусая губы. — Но где он?

— Скоро будет здесь. Если не в Смоленске, так восточнее. Я узнал, будет приказ о его назначении главнокомандующим.

Только бы армии соединились! Если в Смоленске не сумеют, то уж тогда в Москве. Лев прыгнул, вчера вроде Неман перешел, а теперь уже надо думать, как Москву оборонить. И мы с тобой знаем: никак. Если только. Кутузову ты доверишь то, что несешь?

— Да, Михайло Илларионовичу доверю. — простонал Александр. — Больше ничего не остается, но он сумеет, он нас спасет. Сам я только все погублю.

— Соображаешь, значит! — одобрительно кивнул Иван. — Тогда на коня, светает уже. Тут недалеко драгуны наши стоят, они защитят.

Ставка Императора расположилась в Витебске. Колиньи ворвался в кабинет Императора без доклада и замер в дверях, сверкая глазами. Ни слова не сказав, Наполеон оторвался от карты и, сделав знак генералам оставаться на своих местах, отвел помощника в сторону.

— Говорите быстро, без драматических эффектов!

— Его схватили! — ноздри Колиньи возбужденно раздувались. — Его схватили, и если я потороплюсь, то застану его живым. Или нет, но это не важно!

— Как не важно?! — Бонапарт едва не ударил Колиньи от негодования. — Что, если с ним нет предмета?

— На его груди какой-то сверток, — быстро заговорил авантюрист. — Глаза одного цвета, и, похоже, он так и не решился его использовать. Но сверток! Конечно, следуя моим приказам, наемники туда не заглядывали, но он есть, мой Император! Я уверен.

— Спешите, Жерар! — Бонапарт глубоко вдохнул, успокаивая нервы. — Сверток сразу заберите, и, прошу вас, тоже в него не заглядывайте. Если Остужев жив — доставьте мне его живым. В случае чего, вы ведь справитесь?

— Наши силы равны! — Колиньи коснулся груди, где покоился его верный предмет. — Я сделаю все, что в моих силах.

Он повернулся, и никого не стесняясь, выбежал из кабинета. Император не спеша вернулся к карте, расстеленной на большом столе. Теперь надо было просто действовать, и если предмет окажется у него. Никто и никогда еще не был так велик. А впрочем, уже и не будет. По пути Бонапарту попалась на глаза собственная походная сабля, висящая на спинке стула. Он машинально взял ее, и вдруг, неожиданно для самого себя, швырнул на карту.

— Здесь закончится кампания 1812-го года! — сказал он.

— Браво, мой Император! — зааплодировал Мюрат. — Мы не можем больше наступать с такой скоростью.

— Что еще? — нахмурился Бонапарт, мысленно обращаясь к Пчеле. Пока надо быть еще очень собранным. — Какие-то проблемы с кавалерией?

— Еще шесть дней такого марша, и у нас не будет кавалерии! — бодро доложил любимец Императора. — Лошади не люди, их не воодушевляют речи.

Да, это было правдой. Лев вел за собой людей, но совершенно не действовал на животных. Равно как, впрочем, и на пушки — дальше стрелять они не начинали, и им по-прежнему требовались ядра и порох. Поход, хоть и чрезвычайно удачный в военном отношении, уже измотал армию. Нужно было остановиться, понимал Наполеон, прибегая к Пчеле. Но нужно было бежать вперед и рвать добычу — эту возможность предоставлял ему Лев. До сих пор Бонапарт более следовал Льву, надеясь заполучить тот единственный предмет, которого ему не хватало. Но если предмет окажется у него. Может быть, ему и вовсе не придется больше воевать.

— Ну что ж, тем лучше. — в этот момент Император действительно был готов прекратить войну. — Мы идем на Смоленск, и если там решающая битва не состоится, отступим к Минску или Витебску, чтобы перезимовать. Совещание окончено!

Идея казалась хорошей. Россия получила хороший удар, потеряла значительную часть западных территорий. Скорее всего, император Александр не заключит мира, и зима будет трудной. Русские умеют воевать зимой, но рядом Польша, а там его поддерживают за обещание восстановить независимость. Подойдут резервы из Франции, наполнятся склады. И отсюда, и из Смоленска — до Москвы недалеко. Он взял ненавистную страну за горло! И если Колиньи привезет ему Остужева… но самое главное, предмет, что должен быть при нем — Россия обречена.

Генералы двинулись к выходу нестройной толпой, негромко переговариваясь. Навстречу им в распахнувшиеся двери вошли штабные офицеры и адъютанты, все перемешались, кабинет заполнился людьми. Мимо Императора прошел молодой, симпатичный капитан, лица которого он не помнил. Капитан потирал ладонью щеку и слегка морщился, будто у него болел зуб. Следом прошла еще группа офицеров, их лиц он не помнил тоже, и это было странно — благодаря Пчеле Наполеон практически никого не забывал. От этой мысли его отвлекло что-то странное в фигуре одного из прошедших, но тут к нему подошел Мюрат.

— Мы должны реквизировать лошадей у местного населения! — сразу заговорил он о деле. — Тогда я смогу выбрать тех коней из обоза и артиллерии, которые на что-то годятся, и усилить кавалерию. А крестьянские лошадки потащат телеги. Как вам это?

— Местное население?.. Они не будут довольны, мой Мюрат.

— Плевать! — легкомысленно воскликнул Мюрат. — Мы саблями объясним им, кто тут теперь хозяин!