Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1994 год

Затем король заявил, что, если комендант хочет, он может арестовать Два Лица и убить его, ибо тот требовал моей жизни. На что Ретиф ответил, что сам разберется в этом.

Пока мы шли обратно к лагерю, Ретиф по поводу Эрмана Перейры высказывался мало, но даже то немногое, что он сказал, выражало его гнев.

Когда мы прибыли в лагерь, он послал за Перейрой, Мараисом и еще несколькими старыми бурами. Помню, среди них были Харлит Бота, Хендрик Лабушане и Маттис Преториус — все состоятельные люди, рассудительные, солидные. Меня тоже попросили присутствовать. Когда Перейра пришел, Ретиф открыто обвинил его в заговоре против меня и спросил, что он на это скажет. Конечно, он все отрицал, обвинив меня в том, что я придумал все это и что вражда возникла из-за девушки, на которой я женился.

— Тогда, минхеер Перейра, — сказал Ретиф, — поскольку Аллан выиграл девушку, которая сейчас его жена, его проявления вражды бессмысленны, а твои можно подтвердить. Но у меня сейчас нет времени разбирать эти дела. Обещаю, что вернусь к этому позже, когда мы будем в Натале, и ты поедешь со мной, чтобы за тобой присматривали. Предупреждаю тебя, что я не бросаю слов на ветер. А сейчас скройся с моих глаз — мне не по нраву тот, кого кафры прозвали Два Лица. Что до тебя, Мараис, то не советую тебе связываться с тем, кто носит столь темное имя, хоть он и твой племянник, которого ты столь нелепо любишь.

Насколько я помню, никто из них никак не отреагировал на эту речь. Они просто развернулись и вышли. Но на следующее утро, в тот роковой день, 5 февраля, когда я встретил коменданта на лошади посреди лагеря отдававшим распоряжение по отправке в Наталь, он остановил лошадь и сказал:

— Аллан, Перейра ушел и Мараис с ним, но, думаю, мы еще встретимся в этом мире или на том свете и добьемся правды. Почитай вот это и верни потом — он протянул мне бумажку и ускакал. Я развернул сложенный листочек и прочитал:

«Коменданту Ретифу, губернатору мигрантов-буров. Минхеер комендант, я не останусь здесь, где на меня обрушилось столько гнусных обвинений от черных кафров и англичан, от Аллана Куотермэна, который, как и все представители этой расы, враг всех буров и — вы этого не знаете — предатель, затеявший заговор против вас с зулусами. Я покидаю вас, но готов держать ответ перед Верховным судом. Мой дядя Хенри Мараис идет со мной, поскольку его честь тоже затронута. Кроме того, он слышал, что его дочь, Мари, находится в опасности и он возвращается, чтобы защитить ее, чего не хочет делать тот, кто считает себя ее мужем. Аллан Куотермэн, который является другом Дингаана, может объяснить, что я имею в виду, ибо он знает о планах зулусов больше, чем я, в чем вы убедитесь в свое время». Далее следовали подписи Эрнана Перейры и Хенри Мараиса.

Я положил письмо в карман, гадая, каково же его подлинное назначение, особенно это необоснованное обвинение меня в предательстве. Мне казалось, что Перейра покинул нас потому, что чего-то боялся — он или замешан в каком-то действе, или вовлечен в неминуемую катастрофу. Мараис, вероятно, пошел с ним по той же причине, по какой кусок железа тянется к магниту — Мараис не может преодолеть тяготения этого дьявола, своего родственничка. Или, может быть, он узнал от него историю об опасности, грозящей дочери, и беспокоился за нее?

Когда я уже заканчивал читать письмо, пришел приказ — мы должны идти прощаться с Дингааном, оставив оружие у молочных деревьев, перед воротами королевского крааля. Большинство наших оруженосцев сопровождали нас, наверное, Ретиф хотел произвести на зулусов должное впечатление. Нескольким готтентотам было приказано остаться за оградой с лошадьми, которые, стреноженные, паслись невдалеке, и оседлать их. Среди готтентотов был Ханс: я хотел, чтобы мои лошади были вовремя готовы к переходу.

Как раз перед отправлением я встретил юного Уильяма Буда, который подошел из миссии, где проживал вместе с Оуэном. На лице его было написано крайнее беспокойство.

— В чем дело, Уильям? — спросил я.

— Дела плохи, мистер Куотермэн, - ответил он. — Все складывается так, — зашептал он, — что вам следует опасаться. Кафры сказали мне, что вам что-то грозит, и вам следует об этом знать. Больше ничего не могу сказать. — И он растворился в толпе зулусов. В этот момент я поймал глазами Ретифа, который отдавал распоряжения. Подойдя к нему, сказал:

— Комендант, послушайте меня.

— Что стряслось, племянничек? — спросил он рассеянно.

Я рассказал ему о словах Буда, добавив, что меня тоже съедает необъяснимое беспокойство.

— О! — воскликнул он нетерпеливо, все это жернова и жженая трава (имея в виду, что одно перемелется, а другое сгорит), как в известной всем поговорке — все перемелется, мука будет... — Почему ты все время пытаешься запугать меня, Аллан? Дангаан нам друг, а не враг. Так что давай благодарно принимать дары, которые фортуна преподносит нам. Поехали!

Этот разговор состоялся около восьми часов утра.

Мы оставили свои ружья под двумя молочными деревьями, составив их в пирамидки по 4-5 штук, шутя и смеясь. Я потом часто думал, почему грядущая печальная участь не наложила никакого отпечатка на лица моих спутников, ведь ровно через час они уже стояли на пороге вечности. Наоборот, они были веселы, необычайно воодушевлены удачным исходом миссии и перспективой возвращения к женам и детям. Даже Ретиф был оживлен, шутил с друзьями обо мне и моей «медовой неделе», которая меня поджидает.

Когда мы ехали, я заметил, что большинство полков, которые участвовали в военных танцах накануне, уже ушли. Однако два остались: исхлангу инхлопе (белые щиты) — корпус ветеранов с кольцами на голове — и исхлангу исньяма (черные щиты) — молодые люди без колец. Белые щиты выстроились вдоль забора на огромной открытой площадке слева от нас, а черные щиты — справа. В каждом полку было по 1500 воинов.

Наконец мы достигли центра танцевальной площадки и увидели там Дингаана, сидящего на стуле, а по бокам стояли два его главных индуны — Умхлела и Тамбуза.

Сзади, вокруг входа в лабиринт, через который появился король, сгрудились другие индуны и военачальники помельче рангом.

Представ перед Дингааном, мы приветствовали его, а он ответил улыбкой и добрыми словами. Потом Ретиф, Холстед и два бура вышли вперед и подтвердили, что это тот же документ, что был и ранее. Внизу кто-то (забыл — кто) написал по-голландски: «De merk и van koning Dengaan (подпись короля Дингаана). Слева между словами merk и van Дингаан поставил крестик карандашом, который дал ему Томас Холсгед, он же держал его руку и показывал что делать.

После этого три индуны, главные советники, Нвара, Юливана и Мамондо, засвидетельствовали документ со стороны зулусов, а Уотэейзен, Грейлинги Либемберг, стоявшие ближе всех к Ретифу, — со стороны буров.