Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №03 за 1995 год

Наверное, и там, в горах, где живет гуцульский умелец, стояла сушь и безхмарье, и мужик с косой день и ночь торчал в окне домашнего барометра-самоделки. Над всей Украиной, над всеми ее приграничными поселениями знойное и чистое небо, и перед нами такая же дорога. Иногда, правда, что-то менялось в природе. Вдруг среди белого дня мелькало в вышине облачко. И тогда мы пытались на глазок определить его цвет, размеры, форму, направление движения — все, от чего могла зависеть наша дорожная судьба.

Так уж сотворен мир: не бывает безоблачной жизни ни на небе, ни на земле. Иероглифы этой природной азбуки вытиснены на собственной шкуре каждого. Однако снова и снова возникает вопрос: откуда вдруг, почему на чистом небе возникают облака? Ответ ищем повсюду: и в себе, и в поднебесье, и в глубинах народной памяти.

Бывалые люди, что прошли лозы и верболозы, утверждают, что это дым от небесных костров, возле которых греются ангелы. Из этого дыма и возникают первые весенние облачка. Их в некоторых местностях называют «помолодками». Некоторые знатоки уверены, что облачные шары катятся над землей, когда Бог стреляет из пушек в чертей. Большинство же приписывают способность создавать облачную кутерьму именно нечисти.

Тайком от родителей чертовы дети курят трубки-люльки — легкие облачка (их в народе называют «сухмарками», «молодами») скользят над горизонтом. Если же взрослые черти задымят своими трубками, обсуждая очередное черное дело, то над землей потянутся вереницы пухлых синеватых тучек. Из отдельных таких туч (в лесной стороне они известны местным жителям как «памеги») уже может накрапывать дождь. Главный бес решил женить сына, и сразу черти-подхалимы бросаются сносить в одно место забросанные по свету тучки, а когда свадьба уже в разгаре, то на небе такое начинается, что гречкосей при виде низкой, растрепанной, черной тучи (полещуки называют ее «хмурой» или «штурмой») крестится и шепчет: «Бис женыця, бес женится... избавь Бог!..»

Однажды в Подолье облачка впереди сбились в стадо. Повеяло прохладой. Кажется, где-то над дальними холмами даже покрапал дождик. Но до нас он так и не добрался. Зато мы увидели радугу, что зависла над долинами и взгорьями. Будто отворились двери в иной, пестрый и счастливый, мир. По-украински слово «радуга» звучит как «раидуга». Действительно «рай-дуга» — дуга рая, арка над входом в небесное райское царство. А в памяти уже выстроились другие народные названия этой дуги, такие же цветистые, как и она сама — веселка, веселуха, тенча, дождевница, цмок, смог, туга, коромысло, росалка, коркобец, града.

Мы подъехали к селу Била (неподалеку от райцентра Ямполь), радуга еще не сошла, как вдруг навстречу нам прямо под колеса высыпала гурьба детишек. Один загорелый до черноты мальчуган закричал: «Дядьку, тикайте, а то дуга вас втягне!» Мы посмеялись и продолжили путь: втянет — не беда, хоть глотнем прохлады, своими руками пощупаем это небесное чудо. На другом конце села, в балочке возре родничка старуха в платке, завязанном под острым подбородком, пасла козу. Мы спустились за водой и разговорились со старой селянкой о радуге, дождях, туча, ветрах и прочих небесных явлениях. Слово за слово — и вдруг из девяностолетней подолянки (свой возраст она нам назвала позже) посыпались чудеса и химеры, которыми полнится земной и поднебесный миры.

Поведала она нам о «тепличине» — чудесных теплых краях, где никогда не бывает зимы, о сказочных Буваличах — далеком диковинно-страшном государстве, где с путниками случаются различные приключения. «Не дай вам Бог там оказаться. Лучше обмините те поганские земли. Наши села хоч и победнее ихних будут, но зато народ свой, не песиголовцы какие-нибудь», — строго предупредила старуха. Узнали мы от нее и о закованных во льды полюсах — «бигунах», и об экваторе-«равноденнике», словно обручем, стягивающем земной шар, и о скалах-«ревунах», и о земном «пупце», из которого вода вытекает в реки и моря.

— Бабушка, откуда вы все это знаете? — полюбопытствовали мы.

— А як же ж, я ведь знахарка, всем известная черномагичка. Бабой Сашею меня клычуть. А фамилию свою не скажу, чтоб и себе не зашкодить и вас не сглазить. Поезжайте с добром. Большой шлях вы держите, и нехай вам будет большая удача!

Но мы не торопились — когда еще вот так на обочине доведется встретиться с разговорчивой «черномагичкой».

— Вот вы про воду говорили. А не знаете, куда она на небе девается?

— А чого ж тут знать! Райдуга ту воду пьет — все земные цвета, а их по нашим украинским землям ой, як багацько, в себя вбирает. А райдужная вода велыку силу имеет. Но треба уметь ее взять. Зачерпнешь ее не так, без святого слова, то перед очами цветные кульки будут, як горох, прыгать — дороги назад не знаидеш, а голову так рай — дужным кругом сожмет, что может и треснуть, наче спелый кавун...

Вот и эта приграничная встреча (рядом, через Днестр — Молдова) нашла свое гнездо в памяти, и никаким ветрам теперь не выдуть ее оттуда. Даже если вдруг сорвется злой «молдаван». О скверном характере этого северо-западного ветра нам поведали одесские рыбаки. Причем, прежде чем назвать его, глава артели поинтересовался: «А вы, часом, какой нации будете?» Подстраховывался, чтоб ненароком не задеть, не обидеть соседа, живущего через границу в крае, откуда дует нежелательный ветер.

Ветрам же все нипочем, и границы для них не преграда. А человек вот не может, чтобы не отгородиться от соседа, не провести межу: это моя земля, а это твоя. И ветры он часто именует по названию народа-соседа. Запорожские казаки, скажем, называли северный ветер «москалем», южный — «бусурманом», восточный у них был известен как «донец», а западный именовался «ляхом». От ветра, как и от соседа, можно было ждать и добра и зла. И люди, живущие на семи ветрах, давно поняли: с ветрами, как и с народами, нужно уметь ладить. Можно заставить ветры крутить крылья ветряков, можно поднять паруса, которые наполнит попутный ветер. Много раньше было по степи ветряных мельниц, множество разноцветных парусов мелькало на реках и морях. Унесли ветра, развеяли, как пепел, и память, и дух тех времен. Другие сегодня границы, однако прежние ветры проносятся над ними — с прежним характером и прежними названиями. И по-прежнему много чудесного рассказывают в селах об этих ветрах.

«Кто деревья качает?» — спрашивает малец у бабушки. «Та витер», — отвечает она. «А что такое ветер?» — не успокаивается внук. Бабушка напрягает память, пытаясь вспомнить услышанное в детстве от своей няни: «Бегает по степу патлатый чоловик с длинными-предлинными вусами. Метушится между курганами и з усих сил крутыть одним усом. От этого и подымается ветер. А як бы он стал моргать двумя усами, то поднявся бы такий ураган, що перекинув бы весь белый свет». В соседней хате внук обращается к своей бабушке с таким же точно вопросом. В ответ звучит другой рассказ: «По распоряжению атамана-ветродуя с четырех сторон света четыре губатых человека дуют один на другого. Кто дует сильнее, с той стороны и несется на людей ветер».