Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №03 за 1995 год

Ветер на дворе — радость и горе. Когда он гладит травы, слизывая ягодки росы, перебирает ковыльные чубы, несет прохладу и надувает паруса, легко и радостно на сердце у человека. «Гуляй ветер по полю, я с тобою», — говорит он. Эти слова и мы не раз повторяли в походе, когда ветер дул в спину и толкал наши роверы к заветной цели или раздувал костер, пламя которого со всех сторон охватывало казанок — вода в нем закипала буквально за несколько минут. Когда же ураган вырывает с корнями деревья, сметает крыши с мирных жилищ и ломает мачты, то путника охватывает страх и порою кажется, что близок конец света. Нам такого урагана испытать не пришлось, однако степной ветродуй, который сломя голову несся навстречу или предательски бил сбоку, сталкивая на обочину, доставлял немало хлопот.

Иногда из-за сильного ветра привалы затягивались до заката солнца, когда движение воздуха прекращалось.

Так и живет человек в объятиях то ветровой радости, то ветровой беды. Каждый ветер дует по-своему, у каждого ветра свой характер и свой язык. Существует не один десяток названий больших и малых ветров. Вот лишь некоторые из них, которым нам удалось записать в экспедиции. «Бурай», «бурелам», «гурикан» — буря, «бурхайло» — порывистый ветер, «гирец», «поветрица», «труба»— вихрь, «половий» — теплый летний ветерок, «помирок» — ветер, «низовик» — южный ветер, «плаксун» — западный ветер, «зола» — холодный ветер осенью и весной, «суш» — сухой ветер, «суховетрица» — сухая ветровая погода, «шаркан» — сильный ветер, «шквыря» — снег с ветром, «хвища», «куревица», «охи-за», «вихола» — метель. В нескольких местах довольно оригинально нам объясняли этимологию некоторых народных ветровых названий. Так, в селении Коблево неподалеку от Одессы мы услышали следующее «Як спидныцю в молодыци задере, то эю будет тебе низовка, а як капелюх собьет с высокого молодца, то — вже верховик или по-нашему «горишняк».

Степняк и горец по-разному воспринимают ветры и дают им разные названия. «Азовец» — суховей в Приазовье, «горишняк» — верховой горный ветер в Карпатах и Крыму, «кимлач» — сильный ветер в бассейне Днестра, «кимбур» — восточный ветер на побережье Черного моря в районе Одессы, «забой» — полесский ветер со снегом, который забивает все щели. «Бунация прижала», — говорят азовские и черноморские рыбаки, когда на море стоит полный штиль. Не менее удивительно звучат на украинском морском побережье и названия ветров. «Левант ворочает», — бросают про восточный ветер. «Гарбий волну гонит», — ведут разговор про южную низовку. «Понент заходит», — говорят про ветер, что начинает дуть с запада. «Тримунтан сорвался», — тревожатся, когда налетает холодный северный ветер. На Азове рыбаки рассказывают бывальщину, что как-то в свое время прислали председателя, который до того море видел разве что во время отпуска. Однажды он спросил у рыбаков, почему они в море не выходят. «Левант воду баламутит», — отвечают. На следующий день рыбацкие баркасы опять на берегу. Объяснили это тем, что гарбий не дает работать в море. А еще через неделю виноватым в бездеятельности рыбаков стал тримунтан. Председатель не выдержал, собрал всех и рубанул: «Леванта уволить, Гарбия строго предупредить, а Тримунтана чтоб и духа не было».

«Посеешь ветер — пожнешь бурю», — говорят в народе. Мудро поступает божество, которое пускает на землю ветер осторожно и бережно, как заботливый хозяин свою коровку на зеленую травку. Умно ведет себя собака, что не лает на ветер, и вдвойне мудрым бывает человек, который не сердится на ветер, не клянет его, с какой бы силой он ни дул, а тем более не бросает на ветер пустых слов. Они очень не нравятся ветровым и другим божествам.

...Мы держали большую дорогу. Вместе с солнцем и ветрами. Они многому нас научили на пограничных перепутьях. Одно на всех солнце и одни ветра. Выучить язык ветров — значит выучить язык нормального общения между людьми, что рядятся в разные одежки.

Владимир Супруненко / Фото участников экспедиции

Уже который час мы летим над Африкой. ИЛ-76 возвращается на родину: два месяца летчики работали в Анголе, развозя продовольствие в разные уголки этой бездорожной, охваченной гражданской войной страны. И вот теперь — последний перелет...

Я сижу в кабине штурмана и предаюсь наивно-захватывающему занятию — сверяю лежащую у меня на коленях карту с проплывающим, отлично видным через блистер пейзажем внизу. Давно пересекли экватор, а желтые плоскогорья, изредка сменяющиеся зелеными пятнами лесов, не кончаются. Наконец, уже на закате дня (а вылетели из Луанды с рассветом) бесконечно долгая пустыня оборвалась — и ослепительная синева заполнила пространство.

Были ли это воды Аденского залива или Индийского океана — сказать не берусь, потому как синеву эту вскоре словно обрезала желтая линия берега. И снова под крылом — пустыня, но уже серо-пепельная, каменистая, коричневые узлы гор, барханы до горизонта, плоскогорья, плоскогорья...

Мы пересекаем самый большой полуостров Евразии, в восточной части которого, у берегов Персидского и Оманского заливов, лежит государство ОАЭ — Объединенные Арабские Эмираты. В одном из его эмиратов — Шардже, в международном аэропорту города Шарджа, мы должны приземлиться. Самолет дозаправится горючим, а экипаж надеется день-другой отдохнуть в этом современном караван-сарае и оставить — не без пользы для себя — так тяжко заработанные доллары.

Штурман, уже не раз бывавший в Шардже, говорит мечтательно:

— Город из сказок Шехерезады...

Трудно поверить в это, видя проплывающую под нами суровую, скудную землю, хотя знаю, что природа щедро одарила ее нефтью и газом. Нефть обнаружили здесь в 50-х годах, и с тех пор страна стала богатеть, как, впрочем, и другие государства, расположенные в нефтегазоносном бассейне Персидского залива.

К Шардже подходили уже ночью. Незнакомый месяц — как ломоть янтарной дыни — смотрел рожками вверх в черноту неба. Но свет его, казалось, не доходил до земли: она лежала под крылом темная, немая. И вдруг — словно все жемчужины поднялись разом с отмелей Персидского залива, раскрылись и засияли тысячами огней...

Час спустя мы мчались по скоростному шоссе через эту россыпь огней. «Тойота» была взята напрокат прямо в аэропорту. Конечно, наш водитель имел международные водительские права и отлично владел английским, хотя последнее не понадобилось: у стойки, где оформляли прокат, висело написанное от руки по-русски объявление — «Прокат машин», и клерк-пакистанец, обслуживающий клиентов, тоже худо-бедно, но говорил по-русски. Эта деталь поначалу меня приятно удивила — И только, но потом натолкнула на некоторые размышления, о которых расскажу дальше.