Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1995 год

Правда, я предпочитаю иные формы доставки: в виде яиц, гусениц или личинок, — рассказывает Клайв, расхаживая в проходе между банановыми кустами. Главное преимущество этого метода в том, что так ко мне попадают только здоровые насекомые. Особенно хорошие результаты дает перевозка яиц бабочек, так как даже гусеницы могут содержать патогенную инфекцию. Избавиться от многочисленных паразитов — очень сложная задача, ее не решить с помощью инсектицидов. С этой целью я применяю метод «биологического контроля». Например, против красных пауков использую их крошечных, но грозных противников — phytoseiulus persimilis; кошенилей истребляю с помощью австралийских божьих коровок; бороться с белокрылкой — разновидностью тли, высасывающей соки из растений, — мне помогает садовник Филипп Кларк: вместе с ним мы накапываем на зараженные растения листочки со скоплениями крошечной осы под названием encarsia formosa, которая с жадностью набрасывается на колонии вредителя. Прямых же губителей бабочек — пауков и муравьев, больших охотников до нежных яиц, гусениц и сладкого нектара, истребляют услужливые китайские перепелки, прелестные безобидные птички, которые не любят летать, а разыскивают корм «пешком». Вот они, кстати, вышагивают, невелички...

Эти, так сказать, «экологические пестициды» позволяют Фарреллу установить равновесие, которое его вполне удовлетворяет. Хищники тоже приносят определенную пользу. Каждая бабочка в среднем откладывает от одной до двух сотен яиц. Если бы из каждого выводилось взрослое насекомое, возникли бы проблемы с кормом.

Даже в условиях равновесия бабочки плодятся иногда чересчур активно. В таких случаях кладки яиц или куколок сотрудники раздают посетителям, вместе с инструкциями по выращиванию. Те, кому удается самостоятельно вывести бабочек, имеют право на бесплатное посещение теплицы, где они могут выпустить своих «питомцев».

— Дети бывают просто в восторге. Видели бы вы, с какой радостью приходят они потом посмотреть на «своих» бабочек, летающих вместе с другими!

В целом посетители Дома ведут себя примерно. Иногда какой-нибудь подросток пытается поймать приглянувшуюся ему бабочку, чтобы спрятать ее в карман, но многие просто наблюдают или пытаются подставить насекомым палец, смоченный в сладкой воде. Больше приходится следить за поведением бабочек, а не посетителей. (При мне, кстати, никто на бабочек не покусился.) Бабочки обожают яркие цвета и радостно устремляются на красную рубашку или желтый свитер. «Однажды большая белая бабочка буквально влюбилась в одну нашу посетительницу, — вспоминает Фаррелл. — Она неотрывно вилась вокруг ее головы, пыталась сесть на нос... Несомненно, на бабочку подействовали духи посетительницы — их аромат очень напоминал запах самок этого вида!»

Чешуекрылые широко используют язык запахов. Самки выделяют специальные пахучие вещества, которые притягивают самцов на расстоянии до десяти километров. А самки геликонид, например, полностью изменяют свой запах после брачного обряда, чтобы избавиться от ухаживаний других самцов.

«В Доме бабочек» мы непрерывно приобретаем знания, — говорит, прощаясь, Фаррелл. — Но основная его цель скорее педагогическая, нежели научная. Англия сегодня озабочена экологическими проблемами, в частности, проблемой сохранения бабочек. В стране создано много обществ по защите чешуекрылых — жертв прогресса в сельском хозяйстве. С полей исчезают необходимые им виды растений. Но и крепнут ряды защитников этих ярких насекомых: недавно «Таймс» выплатила пять премий по 50 фунтов за лучшие материалы о нравах бабочек. Казалось бы, мелочь, но раньше и этого не делалось».

...Дождь давно кончился, и нас ждали в клубе. Всю дорогу до центра Лондона — благо, времени оказалось много: даже вечером здесь не рассасываются «пробки» на улицах — я размышлял о замечательном энтузиасте, положившем столько сил и средств на создание живой коллекции, и мечтал о том, чтобы появились такие же музеи насекомых и у нас в России. Чтобы не толстые витрины скрывали от глаз проколотых зообулавками когда-то стремительных, а ныне засушенных летуний, а тешили нас и, главное, наших детей такие вот уголки живой природы посреди кирпича, бетона, асфальта и бесконечных потоков машин. И чтобы радовалась душа ярким бабочкам, добрая половина которых, как ни печально, давно уже прихлопнута страницами Красной Книги.

Лондон

Н.Непомнящий, наш спец. корр. Фото из журнала «Grands reportages»

В нашем журнале даже старожилы не упомнят, чтобы когда-либо нога нашего корреспондента ступала на землю Тайваня, а тем более, чтобы мы сообщали о нем хоть какую-нибудь робкую информацию.

Много лет тому назад, взявшись за изучение австронезийского фольклора Юго-Восточной Азии и что аборигены Тайваня говорят также на австронезийских языках, я безотчетно думал о них в прошедшем времени, словно они давно исчезли с лица Земли.

На самом деле у тайваньских аборигенов все обстояло далеко не так плохо, но узнать об этом можно было у нас только по редким западным публикациям. Из российских ученых у тамошних австронезийцев побывал еще в 20-х годах лишь Н.А.Невский, казненный десятью годами позже как японский шпион, но успевший перед этим издать словарь языка племени цоу (тсоу) и фольклорные материалы на том же языке. Наступили, однако, новые времена, китаисты наши потянулись на Тайвань; и вот на мою долю тоже выпала поездка к тем самым австронезийцам, которые за 70 пролетевших лет хоть и расстались со многими дедовскими обычаями, но — самое главное — уцелели как народ!

В канцелярии моего института мне вручили упорно заворачивающийся в трубочку листок тонкой бумаги. Это был факс из Тайваня — институт этнологии Китайской Академии наук просил меня выступить у них с лекцией относительно тайваньских и индонезийских мифов о происхождении человечества.

Предложение было не с бухты-барахты — мне действительно доводилось писать о сходстве тайваньских племенных мифов с мифами некоторых народностей Филиппин и Индонезии. В этих мифах шла речь о кровосмесительном браке (или инцесте) брата и сестры, по-научному — сиблингов, от которых и пошел человеческий род. Тайваньские племена — ами и пайваны — верили, что после случившегося однажды всемирного потопа уцелели только эти двое сиблингов, и им пришлось плюнуть на условности и наплодить побольше детей, чтобы человечество не исчезло с лица Земли. Почти такие же мифы были обнаружены у ифугао, набалоев, бонтоков и некоторых других горских народов острова Лусон. Вроде бы та же тема прослеживалась и на Борнео (Калимантане), но уже с существенными изменениями. И все это как-то красиво совпадало с теорией, согласно которой Тайвань задолго до новой эры служил стартовой площадкой великих морских миграций, обусловивших в конечном счете заселение Океании, островной Юго-Восточной и островной же Юго-Западной Азии. Получалось, что мифы эти перекочевали когда-то с Тайваня на Лусон, потом еще южнее — на Борнео, а совсем отдаленные их отзвуки различались на Целебесе, Яве и Суматре. Об этих моих наблюдениях прекрасно знал Борис Рифтин, ездивший к тсоу и рассказавший о них (как вскоре и выяснилось!) тайваньским этнологам, вот и пришло мне — пожалуйте бриться! — приглашение на Тайвань.