Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1995 год

Тишину нарушало только монотонное гудение кондиционеров и голоса мебели в просторной гостиной — тяжелых резных стульев, лакированного круглого стола с вертящейся круглой нашлепкой в центре столешницы, кожаного дивана и кожаных кресел, овального столика на устойчивых вогнутых ножках... Мебель говорила о незыблемости традиций, о неизменном, освященном веками семейном и государственном укладе, и было странно, что все это происходит в квартире, давно уже принадлежащей научному учреждению и предоставляемой от случая к случаю приезжим европейцам.

Наслушавшись голосов своей квартиры, я уходил в самую маленькую из задних комнат, ту, где помещался незатейливый письменный стол да узенькая кушетка. Подсаживался к столу и раскрывал небольшую книгу с ярким фотоколлажем на глянцевой обложке. Книга была озаглавлена «Культура, личность, адаптация. Психологическая антропология двух малайско-полинезийских групп на Тайване». Ее написал профессор Сюй, и чем дальше я ее читал, тем труднее мне было от нее оторваться.

Несколько лет назад Сюй задался, оказывается, целью выяснить, почему приморское племя ами, в общем, довольно удачно вписывается в современное плюралистическое общество, а значительная часть гордого охотничьего племени атаялов находятся в состоянии перманентного стресса, и сказывается это у них в частых разводах, пьянстве и высокой смертности (и это при том, что жизненный уровень у тех и других примерно одинаков — около 40 процентов среднетайваньского, что по нашим здорово много много!). Кропотливое изучение племенного и семейного уклада обеих групп привело ученого к выводу, что традиции атаялов (в отличие от культурного наследия ами) не только не помогают, но отчаянно мешают им приспособиться к новой жизни, и без особого подхода со стороны правительства племени этому не спастись. «Поведенческие отклонения или страдания не должны быть уделом меньшинств на Тайване или в иных местах», — на безукоризненном английском завершал свою книгу профессор Сюй, и в этом месте, мне казалось, что буквы, образующие текст, дрожат, укрупняются, отливают красным. «Страдание меньшинства неизбежно приводит к страданиям общества в целом. Только наблюдая воочию достижения меньшинств, мы можем с уверенностью говорить о подлинном прогрессе всего общества».

Мое уединение с книгой профессора Сюя прерывал ее заботливый автор. В пятницу, за два с лишком дня до моего отъезда, он повез меня в расположенный неподалеку новый Музей аборигенов. Его основателем оказался богатейший коллекционер Линь Цинфу. Безупречно отделанное компактное пятиэтажное здание музея выглядело невероятно импозантно, и использованные архитектором немногие элементы туземных жилых построек изящно подчеркивали современность его творения. В общем, музей как некое архитектурное чудо вступал в тайное состязание с экспонировавшейся в нем этнографической коллекцией, полнота которой не поддается описанию. Под одни музыкальные инструменты — свирели, свистульки, пищики, ксилофоны, какие-то луки с тетивой-струной — было отведено, по-моему, несколько витрин, и это был, поверьте мне, самый скромный раздел экспозиции.

Если вы представите себе, что при этом в залах шла негромкая трансляция племенных ритуальных песен (божественно прекрасных!), на телеэкранах чуть ли не в каждом зале демонстрировались соответствующие видеофильмы (процесс ткачества, изготовления горшков и т.д.), а в кинозале каждые два часа шел кинофильм об аборигенах, то, может быть, поймете, почему, несмотря на предостережение Сюя («Завтра в город придет тайфун»), я на следующее же утро снова помчался в музей. Увы! Хотя тайфун дотащился до Тайбея при последнем издыхании и наказал меня за нахальство всего лишь вывернутым наизнанку зонтиком да промокшей до нитки одеждой, музей по случаю тайфуна оказался закрыт. Это маленькое фиаско не слишком меня огорчило, поскольку я уже знал, что на следующий — последний — мой день на Тайване я встречусь с атаялами.

Что говорить — я прекрасно понимал: меня ожидает увеселительная поездка в ближайшее к Тайбею атаяльское поселение Вулай, куда бывших охотников за головами заставили спуститься с высокогорья несколько десятков лет назад, а непритязательных туристов возят теперь угощать танцами тайваньских горцев; но садясь в машину с ассистентами профессора Сюя, я сознавал и другое — что через два-три часа я соприкоснусь с коренными обитателями прародины Нусантары, Малайского мира, простирающегося ныне от островов Пасхи до Мадагаскара и от Северного Тайваня вплоть до острова Роти в Тиморском море, откуда рукой подать до Австралии.

Мы выбрались из пригорода Тайбея и покатили вверх по долине стремительной реки Наньшуй, любуясь обступающими нас лесистыми склонами предгорий и подернутыми голубой дымкой пологими вершинами на горизонте. Я ни за что не угадал бы, что очередной раскинувшийся по оба берега Наньшуя поселок и есть место нашего назначения, если бы не ярко раскрашенный муляж охотника с копьем в кокетливой набедренной повязке у самого въезда. Наша машина остановилась у входа в ресторан, где проходило шумное торжество по случаю назначения нового начальника местной администрации. Председатель был китайцем, и чествовали его китайцы, составлявшие добрую половину жителей Вулая. Но человек в белой рубашке с галстуком, подошедший к нашему столику, не был китайцем. Он был похож скорее на кавказца или на американского индейца. Это был Алоу-Хола, преподаватель местной атаяльской школы, предложивший нам свои услуги в качестве проводника по Вулаю.

Если вы хотите представить, что испытал я при виде Алоу-Хола, то вообразите, что вы столкнулись лицом к лицу с Дон Кихотом, Алешей Карамазовым или инспектором Мегрэ. И не думайте пожалуйста, что ученый, всю жизнь читающий или пишущий о перуанцах, тайваньцах или готтентотах, в глубине души больше верит в их существование, чем читатель романов — в реальность их героев! Но мне надлежало скрыть свое ошеломление, воспользоваться любезностью господина учителя Алоу-Хола и проследовать с ним и моими юными китайскими друзьями по избранному им маршруту, что и было сделано, хотя я предпочел бы не расставаться с нашим гидом еще по меньшей мере неделю. Поднявшись по широкой лестнице па склон холма, мы очутились на травянистом дворе-стадионе той самой атаяльской школы, где преподавал Алоу-Хола. Школа выглядела нарядной, просторной и совершенно пустой по случаю воскресного дня. По моей просьбе Алоу-Хола надавал мне учебников начальных классов. Красивые книжки с картинками оказались двуязычными: атаяльские тексты соседствовали в них с китайскими иероглифическими переводами. Как сказала присоединившаяся к нам госпожа Алоу-Хола, служащая волостного управления, многие атаяльские ребята не хотят говорить на родном языке и отвечают родителям по-китайски.