Олег Игнатьев - Амазонка глазами москвича

Когда на другой день самолет приземлился на аэродроме в Рио-де-Жанейро, то я невольно остановился, проходя в аэропорту мимо киоска фирмы «X. Штерн», где продавались драгоценные изделия из бразильских самоцветов. Как раз в этот момент какая-то иностранка рассматривала на ладони колье из камней зеленого турмалина, а ее спутник, по всей вероятности супруг, брюзжащим тоном выговаривал:

— Неважно, дорогая, что эти камешки выглядят привлекательно. Ты посмотри, сколько они стоят. Дешево. Не будешь же ты носить дешевую вещь. Эти стекляшки не имеют здесь никакой цены, они на каждом углу валяются.

Я подумал: «Вот было бы здорово взять этого туриста, доставить на «Горконду» и заставить поработать хотя бы два часа».

А зеленый турмалин все же очень красив.

В Бразилии, как утверждают специалисты, самые красивые бабочки из всех, которые летают на нашем земном шаре. Каждый приезжающий в Бразилию обращает внимание на продающиеся в магазинчиках, табачных киосках и лавках тарелки, подносы, пепельницы, отделанные материалом, отливающим голубой лазурью. Если вы подойдете к ним с одной стороны, то покажется, что это бледно-голубой цвет, но стоит посмотреть на них под другим углом, как на ваших глазах пропадает голубизна и появляется темно-синий оттенок. Поверхность предметов выложена крыльями бразильских бабочек. У меня дома есть коллекция бабочек из разных стран земного шара, но специалисты, безусловно, правы — красивее и эффектнее бразильских на нашей планете, признаться, нет. Естественно, меня поймет каждый коллекционер. Захотелось узнать, как ловят и где ловят бразильских бабочек. Прежде чем удалось получить нужные сведения, каким путем поступают все эти коллекции и изделия на прилавки городских магазинов Рио-де-Жанейро, пришлось потратить довольно порядочно времени. Хозяин табачной лавки дал адрес оптового магазина в центре города. Владелец его, предварительно убедившись, что перед ним стоит журналист, а не опасный конкурент, вручил адрес фабрички, где обрабатывались бабочки. Там сообщили, из какого штата и от кого получают они необычное первичное сырье. Так мне стало ясно, что нужно ехать на юг, в селение Тромбуду Алто, искать там некоего Ганса Вульфа.

О всех перипетиях этой поездки рассказывать я не буду, так как они не имеют прямого отношения к Амазонке; скажу только, что через двое суток, выехав из Рио-де-Жанейро, я подъезжал к городку Рио-ду-Сул.

Недалеко от Рио-ду-Сул поезд, суетливо подергавшись, выполз на равнину. Я прильнул к окну, и мое внимание привлекли ребята. Каждый второй по меньшей мере обязательно имел при себе сачок и жестянку: они занимались ловлей бабочек. Обычно бабочки предпочитают летать по утрам или, во всяком случае, до полудня, конечно, за исключением тех, кто ведет ненормальный ночной образ жизни, а тут столько охотников в сумерки! Вот маленький паренек осторожно подкрадывается к небольшому кустику, и, пока вагон проезжал мимо, он успел накрыть свою добычу сеткой и, всунув руку, вынул пленницу и положил ее в банку. Судя по ухваткам, у малолетнего натуралиста был солидный опыт в подобных делах. Оставшиеся километры пути проползли незаметно за такими наблюдениями.

«Рио-ду-Сул», — было написано на небольшом здании вокзала. Ночевать здесь не хотелось, к тому же, как выяснилось, автобус уходил не утром, а во второй половине дня. Пришлось искать другой вид транспорта, и через час тряски в полной темноте по проселочной дороге арендованная машина въехала наконец в Тромбуду Алто. Отель разыскать оказалось совсем просто, потому что только у его двери горел электрический свет. Признаться, отелем это помещение можно было назвать лишь при очень большом воображении. Просто над пивной находились три или четыре комнаты, где стояли кровати с видавшими виды одеялами, а ка столе красовался эмалированный тазик и глиняный кувшин с водой для умывания. Отсутствие удобств, правда, возмещалось приветливостью хозяев — старой четы немцев. Засунув рюкзак под койку, я спустился вниз, где около стойки несколько мужчин степенно обсуждали на немецком языке виды на урожай маниоки. Увидев незнакомого человека, они первым делом поинтересовались: «Шпрехен зи дойч?» [1] «Говорите вы по-немецки?» «Дойч» я немножко говорил, но предусмотрительно ответил, что предпочитаю изъясняться по-португальски, и тут же спросил у них, не знакомы ли они с Гансом Вульфом, а если да, то как к нему можно пройти. Ганс Вульф был тем человеком, ради которого мне пришлось сделать крюк в триста километров. Все хором ответили, что, конечно, знакомы с Гансом и что он живет на другой стороне улицы, только домов шесть ниже от кабака. Они напрасно ожидали, что последует объяснение, зачем вдруг приезжему человеку потребовался их знакомый Ганс Вульф. Я, поблагодарив, немедля двинулся в указанном направлении. Во всех домах при моем приближении лаяли собаки, на всем пути немилосердно трещали ночные цикады (которые в других местах редко встречаются, а больше существует цикад, поющих преимущественно перед заходом солнца). Все дома выглядели покинутыми и необитаемыми. Шел десятый час. Для Тромбуду это была глубокая ночь. Пришлось возвращаться не солоно хлебавши в гостиницу и терпеливо ждать утра.

Та же группа мужчин стояла у той же стойки, держа в руках те же кружки, в которых за истекшие пятнадцать минут чуть-чуть поубавилось пива. Только сейчас разговор шел уже о ценах на молоко. Пожелав кутилам спокойной ночи, я отправился в свои апартаменты. Главное, что Ганс Вульф существует. Остальное должно было проясниться завтра.

Чуть свет я стоял у калитки небольшого домика. Навстречу вышел мужчина лет сорока восьми — пятидесяти, с симпатичным лицом и спокойным взглядом.

— Вы ко мне? Я Ганс Вульф, и соседи говорили, что кто-то вчера искал меня.

— Если вы Ганс Вульф, то я к вам. Я журналист, мне сообщил ваш адрес сеньор Пауло Сантос, владелец фабрики в Рио. Хотелось бы поподробнее расспросить вас обо всем связанном с вашим занятием.

Вульф любезно пригласил меня войти и повел к небольшой пристройке, у которой все окна были наглухо закрыты ставнями. Сначала Ганс Вульф снял ставни, затем открыл дверь и дал знать, что теперь можно переступать порог. Никакими словами невозможно описать ту картину, которая открывалась перед глазами человека, входившего в пристройку дома Ганса Вульфа из Тромбуду Алто.