Екатерина Цимбаева - Грибоедов

А вот в литературе у Грибоедова нашелся наследник. После «Горя от ума» появилось множество пьес, продолжений и пародий, написанных вольным разностопным ямбом. Они исчезли без следа. Лишь одно произведение в вольных стихах держится на современной сцене — трагедия Лермонтова «Маскарад». Кроме формы, ее роднит с «Горем от ума» афористичность слога. «Маскарад» не разошелся целиком на пословицы, как «Горе от ума», но в нем встречаются великолепные фразы, которые часто цитировали, забыв об источнике: «Диана в обществе… Венера в маскараде»; «Он из полка был выгнан за дуэль//Или за то, что не был на дуэли»; «Жизнь банк, рок мечет, я играю//И правила игры я к людям применяю…» и много других. В сюжете Лермонтов ни в чем не следовал за Грибоедовым, что не помешало цензуре запретить «Маскарад», ибо он тоже был слишком современен. Напротив, Гоголь в «Ревизоре» целиком заимствовал идею «Горя от ума»: Грибоедов вывел в пьесе все типы общества, Гоголь — всех чиновников любого городка по списку должностных лиц. Правда, у него они получились вариантами одного и того же образа, а у двух из них вообще «одно лицо на двоих» — бессмысленная трата материала или оригинальный авторский прием? Недаром Николай I, которого чтение по необходимости Пушкина, Лермонтова и других великих писателей невольно образовало в литературе, спокойно пропустил «Ревизора» на сцену — он не увидел в нем обобщающего смысла. Гоголя никак нельзя назвать наследником Грибоедова. Но можно сказать, что им стал Лермонтов.

Они не встречались, хотя могли бы; но в окружении Лермонтова были люди, прекрасно знавшие Грибоедова: Прасковья Николаевна Ахвердова, родственница его бабушки, которую он знал с детства; Александр Одоевский, с которым поэт близко сдружился на Кавказе и которому посвятил чарующие стихи; и, наконец, его закадычный друг и родич Монго-Столыпин. Сын Аркадия Алексеевича Столыпина, в квартире которого Грибоедов пережидал петербургское наводнение и с которым собирался ехать в Крым к декабристам, Алексей Столыпин, по прозвищу Монго, намертво к нему приставшему, в детстве восторгался Александром Сергеевичем. Его брат Николай стал дипломатом; брат Дмитрий стал композитором-любителем, автором романсов на стихи Лермонтова и одновременно экономистом; сестра Мария просто выросла красавицей, вышла замуж за поэта И. А. Бека (переводчика «Фауста», отложенного Грибоедовым), и ее портрет с дочерью на руках рисовал сам Карл Брюллов. Монго стал офицером, воплощением чести, благородства, красоты и мужества, хранителем дуэльного кодекса, первым переводчиком «Героя нашего времени» на французский язык. Все дети Аркадия Алексеевича в чем-то шли по стопам Грибоедова. В таком окружении Лермонтов не мог не заинтересоваться личностью Грибоедова, тем более что всю жизнь — в бабушкином доме, в Московском пансионе, в Московском университете, в гусарском полку, на Кавказе — встречал его имя. Лермонтов даже хотел написать роман, где бы вывел его среди героев. Но не успел. Зато он написал «Демона». Эта гениальная поэма, имеющая, кстати, драматические включения, показала, что и «Грузинская ночь» могла бы стать шедевром — сюжет из чуждой России жизни не был бы этому помехой. Конечно, Грибоедов написал бы трагедию по-другому: как поэт Лермонтов превосходил его неизмеримо; но Грибоедов был велик как драматург.

И все же никто не проявил себя так блистательно в сферах столь далеких друг от друга, как Грибоедов. Может быть, не стоило ему распыляться, но ведь он и не хотел — его заставляли: не пускали в литературу и на сцену, толкали в дипломатический мир, не платили жалованья… Пушкин сумел сосредоточиться на одной поэзии. Грибоедов же был драматургом, музыкантом, дипломатом, экономистом, государственным деятелем и даже военным. И всюду сумел преодолеть тысячи препятствий, восторжествовать над серьезнейшими противниками и проявить не только талант и гений, но и качество, которое первым и главным отмечали в нем все друзья и недруги — ум. Нина Грибоедова двумя печальными строчками выразила свою печальную судьбу. Александр Сергеевич Грибоедов выразил свою двумя словами:

«ГОРЕ УМУ».

При подготовке второго издания «Грибоедова» автору пришлось победить искушение переписать весь текст заново, в соответствии со своими нынешними вкусами, измененными опытом художественного творчества. В таком варианте книга стала бы, вероятно, увлекательнее, — но была бы уже другой.

При переиздании прежде всего исправлены различные недочеты. Внесена определенная стилистическая правка. И здесь хочется осуществить давнее желание и искренне поблагодарить О. Н. Агееву, чья дружественная твердость вот уже пятнадцать лет ведет автора по тернистому пути российской словесности. Самые существенные изменения коснулись девятой главы в части, посвященной Проекту Закавказской компании. Собственные изыскания автора после выхода «Грибоедова» в свет заставили прийти к выводу, что традиционные для историографии трактовки, в лучшем случае относящие проект к числу ошибок, если не пятен на репутации в остальном гениальной личности, нельзя счесть окончательными. Неожиданно обнаружилось, что проект блестящ и реалистичен, более того, ключевая мысль Грибоедова животрепещуще актуальна именно для наших дней! Особенности популярного издания не позволили включить в него научную аргументацию. Желающие подробнее ознакомиться с нею найдут ее в статье автора [24] Цимбаева Е. Н. Государственный проект А. С. Грибоедова //Вестн. Моск. ун-та. Сер. 8. История. 2004. № 2. . Тем же, кому захочется побольше прочитать о персонажах и идеях «Горя от ума», можно рекомендовать научно-популярную работу «Исторический анализ литературного текста» [25] Цимбаева Е. Н. Исторический анализ литературного текста. М.: УРСС, 2005. .

В предисловии к первому изданию автор выразил надежду, что исторически достоверное изображение главного героя будет, кроме того, и интересным. Эта надежда отчасти сбылась: автору приятно сознавать, что книга привлекла внимание самых разных читателей. Но в публицистике, особенно телевизионной, А. С. Грибоедов по-прежнему неоправданно рисуется нервным, терзаемым противоречиями, грубо ошибающимся, унылым и злоязычным человеком. Конечно, отрицательный образ легче создавать, чем положительный; еще легче с высоты векового опыта указывать историческому лицу на его промахи и давать запоздалые советы. Но неужели такова природа биографического жанра?

Не современный критик, а его герой жил и действовал тогда и там, он совершал поступки, он за них и отвечает. Но отвечать он должен по законам своего времени, а не нынешнего, в меру собственных знаний, а не открытий будущего. Среди биографов так и не утвердилась непреложная для настоящих артистов заповедь — любить своего героя. Любить отнюдь не с детства и на всю жизнь, а всего лишь на время работы над ролью, даже на время ее представления, притом ни минуты не смешивая себя с этим лицом. Хорошим актерам необходимость любви к персонажу кажется очевидной, ибо без любви нет понимания, без понимания — объяснения, без объяснения — сопереживания публики. Отсюда следует очень простой вывод: если не можешь проникнуться сочувствием к какому-нибудь историческому деятелю, не можешь хоть ненадолго взглянуть на мир его глазами — не берись за его изображение.