Уильям Лобделл - Теряя веру Как я утратил веру, делая репортажи о религиозной жизни

Мне вспоминался «Чудесный крестовый поход» Бенни Хинна и люди в инвалидных колясках, сидящие в задних рядах. Я прекрасно знал, что никто из них не исцелится. И Бенни Хинн это знал. Только сами инвалиды верили, что уйдут домой здоровыми. Разумеется, никто из них не выздоровел. Но почему бы Богу их не исцелить — особенно учитывая, с какой охотой Он исцеляет многих других, пораженных не столь тяжелыми болезнями?

Может ли быть, что Бога, лично неравнодушного ко мне и ко всему остальному человечеству, попросту нет? Я чувствовал, что стремительно приближаюсь к поворотному пункту своей жизни. Мне никогда не было сложно признавать свои ошибки. Несколько раз за двадцать лет брака наши отношения с женой были на грани разрыва — по моей вине. Я считаю себя хорошим отцом, однако не раз допускал ошибки в воспитании детей. Могу вспомнить по именам всех друзей, которым не помог в трудную минуту или за которых не заступился. Моїу, наверное, перечислить все свои крупные профессиональные ошибки — если у вас хватит времени и терпения выслушать этот список. Джеймс Джойс считал, что «ошибки ведут нас к открытиям». Я тоже научился смотреть на них именно так. Ошибки, многочисленные и зачастую болезненные, принесли мне огромную пользу — сделали меня лучше, взрослее, мудрее.

И все же я пока не мог признать, что ошибся, уверовав в истинность христианства. Я надеялся, что произойдет какое-нибудь чудо и восстановит мою веру.

Быть атеистом в Америке — или даже в собственной семье — казалось мне страшной участью. Около 98% американцев утверждают, что верят в Бога. Я вовсе не рвался оказаться в рядах двух оставшихся процентов — особенно зная нравы большинства. И потом, что, если я все-таки неправ? Быть может, это не слишком позитивный стимул, но цепляться за религию заставлял меня призрак ада. Вечность в Тартаре — слишком высокая цена ошибки. А что я, как неверующий, буду говорить детям? Отправить в ад себя самого — еще туда-сюда, но обречь на ту же участь собственных детей...

Христиане любят говорить о «пари Паскаля». Паскаль писал, что вера в Христа — недурная сделка. Если ты прав, то получаешь райское блаженство; если ошибаешься — просто умираешь, как все. Однако, мне кажется, чтобы пари Паскаля сработало, надо верить по-настоящему. Ведь Господь непременно заметит, что ты его обманываешь. А я не хотел больше обманывать — никого, и прежде всего самого себя.

Мне больше нравился другой известный принцип — «бритва Оккама». Говоря попросту, он гласит, что при прочих равных самое простое решение — скорее всего, и самое верное. Мне становилось все сложнее и сложнее совместить представление о любящем личном Боге с реальностью мира, в котором я жил. И снова и снова я возвращался к простейшему объяснению: что, если Бога просто нет?

Любящие Господа, ненавидьте зло! Он хранит души святых Своих; из руки нечестивых избавляет их.

(Пс 96:10)

Если вас обуревают сомнения в Боге, едва ли вы захотите отправиться на остров Святого Михаила у берегов Аляски, где один-единственный католический миссионер изнасиловал целое поколение эскимосских мальчиков. Можно ли предугадать, что именно там вы встретите человека, который, несмотря на все пережитое, остался верующим? Знакомство с Питером «Пэки» Кобуком заставило меня задуматься о своей слабости, сопоставив свое маловерие с его упрямой верой.

Впервые я узнал об этой истории от Джона Мэнли, ньюпортского адвоката, представлявшего интересы Райана Ди Марии а затем, начиная с 2001 года — сотен пострадавших от сексуального насилия священников. Вернувшись из путешествия на далекий северный остров, Мэнли пригласил меня вместе поужинать. Оба мы занимались судьбами жертв, переживших сексуальное насилие, и в разговорах об этом часто прибегали к черному юмору — единственному способу смягчить боль и ужас, с которыми нам приходилось иметь дело. Но на этот раз Джон был не расположен шутить. Взгляд его блуждал; он выглядел так, словно только что похоронил близкого человека.

— Что с вами? — спросил я.

— Вы не поверите, что я увидел в этом эскимосском селении! — ответил Джон. — Это не описать словами...

***

Мэнли, успешный юрист, специализирующийся по делам о недвижимости, наткнулся на дело Райана Ди Марии достаточно случайно и взялся за него, хотя многие друзья и коллеги советовали ему и его тогдашней партнерше Кэтрин К. Фриберг от него отказаться.

Было ли то дело рук провидения, судьба или просто совпадение, но Мэнли оказался готов к этой работе лучше многих: он вырос в католической семье, в детстве был алтарником и учился в епархиальной школе. И католические порядки, и католический образ мыслей ему были известны лучше, чем большинству из нас. В дальнейшем, не рассчитывая только на свои знания, он собрал для борьбы с церковной иерархией команду экспертов — бывших католиков.

Первым его соратником стал Патрик Уолл, бывший бенедиктинский монах: услышав интервью Мэнли по радио, он связался с ним и предложил свои услуги. Уолл, в студенческие годы нападающий футбольной команды Университета Святого Иоанна в Колледж-вилле, штат Миннесота, в Католической церкви имел репутацию «священника, который решает проблемы».

Сразу после семинарии он начал выполнять одно за другим поручения, связанные с наведением порядка в приходах, чья жизнь была омрачена сексуальными или финансовыми скандалами. В 1999 году, на седьмой год священства, он сложил с себя сан, устав от того, что для церковной иерархии желание замять скандал неизменно оказывается важнее справедливости и милосердия к пострадавшим. По его собственным словам, ему надоело смотреть, как «римский танк во всей славе своей ломится вперед» и давит невинных.

Сейчас, когда ему уже под сорок, Уолл, по его словам, вернулся к прежней работе — решает проблемы Католической церкви. Только теперь сражается на стороне добра. Уолл стал экспертом Мэнли по церкви, церковным канонам и практикам: он помогает юристам интерпретировать церковные документы, разбираться в управленческой структуре церкви, в ее бюджете и нравах. Ему из первых рук известно, что и как происходит в церкви с жалобами на сексуальное насилие священников. Он знает, где прячут важную информацию. Умеет думать, как епископы. Читает по-гречески, по-древнееврейски, по-латыни и по-итальянски: последние два языка необходимы для перевода документов, поступающих из Ватикана, которых светские адвокаты, как правило, прочесть не могут.

— Теперь мы с церковью в равных условиях, — говорит Уолл, — и можем заниматься этими делами так, как они того заслуживают.