Леонид Почивалов - «Мечта» уходит в океан

Войдя в мою комнату, Абу сел в старое кресло, которое по этому случаю было принесено из большой хозяйской гостиной; кресло скрипучее, с вытертым плюшем обивки, с продавленными пружинами, но сидеть в нем очень уютно: оно глубокое, мягкое, с удобными боковинами для рук.

Рядом с Абу на стуле разместилась Ленка. Окно около моей кровати было распахнуто настежь. Абу взглянул через окно на Карадаг, потом на меня, Лену, перевел взгляд на бабулю, которая снова забежала в мою комнату, чтобы еще раз спросить Абу, не хочет ли он хотя бы холодного молочка.

— У меня, товарищи, есть очень дурная привычка — я курю, — сказал Абу тихо. — Надеюсь, что от этой привычки я скоро избавлюсь, потому что твердо решил в это лето бросить курить.

Он медленно набил трубку желтым пахучим табаком, прижег табак, прикрывая люльку трубки большим пальцем правой руки, медленно затянулся и, так же не торопясь, выпустил дым из ноздрей в сторону открытого окна. На его сухом длинном лице отразилось наслаждение, у глаз образовались пучочки морщинок, а глаза стали задумчивыми и строгими.

— Вот какое дело, ребята! — сказал Абу. — Все у нас с отплытием в порядке. Яхта стоит у причала. Все необходимое мы с вами погрузили на ее борт, навигационные карты готовы, разрешение на выход в море имеется…

Он снова полез в карман пиджака, но уже в противоположный тому, где хранится трубка, вынул из кармана конверт, на который были наклеены большие почтовые марки.

— Надо мне сегодня зайти на почту, отправить это письмо, — сказал Абу. — Дело в том, друзья, что в Болгарии у меня есть давний друг, очень хороший друг…

Он минуту помолчал.

— Однажды мой сухогруз стоял у берегов Ганы на рейде порта Такоради — мы привезли в Гану автомашины и должны были взять какао-бобы. Жара, влажность — нелегкий район. И надо же такому случиться: как раз накануне того дня, как мое судно должны поставить к причалу, случилась беда. У меня и раньше побаливало в правой стороне живота. А тут вдруг крепко схватило. Корабельный фельдшер определил: «Приступ аппендицита». Нужна немедленная операция. Сам фельдшер делать не решался. Раз стоим возле большого порта, лучше обратиться к специалисту. А тут, как назло, разыгрался внезапный шторм. Стоим на рейде, далеко за пределами порта, фактически в открытом океане. Ночь, ветер свистит, теплоход валит с борта на борт, а меня крутит — боль в животе нарастает.

Фельдшер категорически против отправки на берег. Считает, что не выдержу дороги по разбушевавшемуся океану. Нужно вызывать хирурга с берега. Четверо ребят-матросов сумели спустить в кипящее море бот и ушли в ночь. Я об этом не знал, а то бы воспротивился: дело затеяли опасное. Но мне ничего об этом не сказали. А вскоре я впал в бессознательное состояние. Пришел в себя уже после операции. Открыл глаза и вижу над собой незнакомое усатое лицо, и нос крючком, как у орла, и темные смеющиеся глаза.

«На здравье!» — сказала эта усатая физиономия.

Так я познакомился с Тодором Карабойчевым, болгарским хирургом. Когда узнал, что он сделал для меня, то проникся к нему огромной благодарностью. Мои матросы с великим трудом добрались до берега. Нелегко было в порту ночью отыскать и хирурга. Оказалось, что в местном госпитале работает болгарин, опытный специалист. «Помогите, наш капитан умирает». Уговаривать не пришлось. На предельных скоростях автомашина добиралась до причала, где стоял бот. И вот в штормовую темень бот отправился в океан. Все прошло благополучно, но я представляю, как рисковали пассажиры бота. Шторм в ту ночь был крепкий. В нашем судовом лазарете Карабойчев вместе с фельдшером вспороли мне брюхо и спасли от гибели. Обнаружили гнойный аппендицит. С того дня мы и стали друзьями с Карабойчевым. Он давно вернулся в свою родную Болгарию, работает в Варне хирургом в городской больнице, я несколько раз бывал у него в гостях, когда мое судно заходило в Варну, он приезжал ко мне в Ленинград. Так что дружба давняя.

И вот через два дня исполняется моему другу пятьдесят лет. Написал я поздравительное письмо, да запоздал с отправкой — адреса никак не мог отыскать, блокнот куда-то затерялся, и обнаружил блокнот только сегодня. За два дня не дойдет письмо до Варны, а жаль! Хотелось бы к сроку…

— Как же быть? — протянула Ленка, и лицо ее круглое печально вытянулось.

Меня вдруг осенило:

— Куда мы завтра уходим на яхте?

— В Турцию, — сказал Абу.

— Так давайте маршрут изменим и завернем вначале в Болгарию. Пусть письмо идет своим путем — почтой, а мы на яхте прибудем в Варну и поздравим вашего друга лично. Как вы думаете?

Абу улыбнулся:

— Именно так я и думаю. Отличная идея!

— Значит, идем вначале в Болгарию? — обрадовалась Ленка. — Как здорово!

— А я рад тем более. Завтра прихожу в девять, отправляемся в путь. А ты, Леночка, беги сейчас в библиотеку, забирай все книги, которые найдешь про Болгарию, приноси к Антону, и читайте до вечера. Читайте, выписывайте. Постарайтесь как можно больше узнать про страну, куда возьмет курс наша «Мечта».

Абу спрятал письмо обратно в карман, встал.

— Ну, а я пошел на почту. Пусть мой привет Тодору доберется до него не только по морю, но и по воздуху. — Он поднял в приветствии руку: — «По морям, по волнам…»

Я весело подхватил:

— «Нынче здесь, завтра — там…»

В девять ноль-ноль другого дня мы отдали швартовы. Абу скомандовал: «Полный вперед!», я вытянул почти до отказа рукоятку газа, и мотор нашей яхты стал набирать обороты. Острый нос судна приподнялся и стал уверенно и мощно рассекать набегающую волну.

Абу, Лена и я стояли в рулевой рубке. Мы чуть ли не кричали от восторга. Наконец-то отправились в морское путешествие. Ленка растягивала рот до ушей, казалось, что даже веснушки на ее щеках прыгают от удовольствия. Абу улыбался тоже, но сдержанно, как и положено капитану. Я, как известно, был старшим помощником, поскольку принадлежу к мужскому племени, поскольку сильнее Ленки и хорошо умею плавать. Ленка безропотно согласилась называться вторым, была и этому довольна.

Мы стояли в рубке, следили за приборами. Абу держал руки на штурвале, нос судна целился в открытое море. Временами мы посматривали в сторону кормы — за нашими спинами, за толстыми стеклами задней стенки рубки уплывала все дальше и дальше от нас родная земля. Поначалу, когда мы выходили из залива, Карадаг со стороны моря показался нам огромным и темным. Я даже подумал о нас с Леной с уважением: на какую кручу вздумали забраться! Острые очертания горной гряды были серо-зелеными. Но чем дальше мы уходили в море, тем Карадаг становился темнее, наливался синевой и вскоре стал похож на далекую, уходящую за горизонт тучу. Ярко светило утреннее солнце, золотом отсвечивало на гребнях волн, свежий пахнущий морем ветер гулял по рубке, теребил наши волосы. Как нам было радостно и счастливо!