В. Храковский - 40 лет Санкт-Петербургской типологической школе

Обратное направление развития, т. е. от реципрока к рефлексиву, встречается гораздо реже. Так, например, в языке джу-валджаи (Juwaljai; австралийская семья) рефлексивный суффикс — lεlana- восходит к реципрокальному суффиксу (правда, новый реципрокальный суффикс — lŋili- происходит из рефлексивного, т. е. здесь произошла достаточно странная «рокировка» показателей; дословно: «… there is in Juwaljai an apparent crossing of the functions of the two suffixes: that which was reciprocal becomes reflexive, and vice versa» [Capell 1956: 52]). Помимо таких рефлексивных и реципрокальных показателей, полностью отличных друг от друга, а также рефлексивно-реципрокальных показателей (см. (1) и (3)), существуют реципрокальные показатели, частично совпадающие с рефлексивными.

2) Рефлексивный и реципрокальный показатели имеют общую часть [56] В связи с этим уместно привести любопытный пример реципрокальной экспансии рефлексивного местоимения (правда, не получившей развития) при наличии продуктивных реципрокальных местоимений в английском языке времен Шекспира: Get thee gone: tomorrow/We'll hear ourselves again (Macbeth, III. iv. 31—2) букв. «Уходи: завтра/Мы услышим себя (= друг друга) снова» (цит. по [Potter 1953: 252]; в русском переводе Ю. Б. Корнеева: «Ступай. Мы потолкуем завтра»). Показательна для обсуждаемого вопроса недавняя оговорка тележурналиста: «Президенты общаются, относятся к себе (= друг к другу) хорошо». . При этом обычно показатель рефлексива является частью реципрокального показателя. Маловероятно, чтобы рефлексивный показатель включал в себя реципрокальный показатель (хотя и отмечены случаи, когда показатель рефлексива фонологически «весомее» показателя реципрока; ср., например, рефлексивный суффикс — (ŋi)djiliŋa и реципрокальный — l-ana в австралийском языке вирадьюри [Capell 1956: 75]; но в целом, как известно, большее смысловое содержание иконически имеет тенденцию к выражению большей по объему морфологической единицей). Это может иметь место как у морфологических, так и у синтаксических показателей.

2а) Показатель морфологический. Здесь существуют два типа сложных показателей:

а) рефлексивный показатель предшествует или следует за каким-либо другим показателем и исторически скорее всего присоединился к нему; ср.:

(14) реципрокальный суффикс — na-ku (ср. riku-na-ku- «смотреть друг на друга») в боливийском кечуа, где — ku есть рефлексивный суффикс в самостоятельном употреблении (ср. riku-ku-«смотреть на себя»), а — na без — ku употребляется только с каузативным суффиксом — chi (ср. riku-na-chi «заставлять кого-л. смотреть друг на друга», где суффикс рефлексива отсутствует) [Muysken 1981:454,464];

(15) реципрокальный суффикс — ep-ew в языке юрок (алгонкинская семья), где — ер — рефлексивный суффикс, а второй компонент, или омоморфный суффикс, является алломорфом пассивного показателя [Robins 1958: 78–79,47—48];

(16) реципрокальный суффикс —:ni-ßa/-yßa в языке урадхи (австралийские языки) где —:ni — рефлексивный суффикс, а второй компонент в варианте — уßа употребляется как показатель реципрока только в одном из четырех спряжений транзитивных глаголов [Crowley 1983: 365];

В языке тидоре (папуасский язык) существует реципрокальный префикс ma-ku-, в котором компонент ma- представляет собой рефлексивный префикс [van Staden 2000: 115–117].

б) реципрокальный показатель является редупликацией рефлексивно-реципрокального:

(17) реципрокальный префикс at-at- в языке апалай (карибская семья), где at- является рефлексивно-реципрокальным показателем [Koehn & Koehn 1986: 44]. См. также [Bhat 1978: 49–50].

2б) Показатель синтаксический.В этом случае обычно налицо редупликация рефлексивного местоимения (что, разумеется, не означает наличия двух рефлексивных действий); само же рефлексивное местоимение чаще всего восходит, как уже давно было замечено, к таким именам, как, например, «тело», «человек», «голова», «душа», или к эмфатическому рефлексиву «сам» [57] Так, в малаялам неизменяемая клитика tanne «сам», представляющая собой лексикализованную форму винительного падежа tann-e от склоняемого местоимения taan «сам» (им. п.) и употребляющаяся в качестве эмфатического рефлексива, также участвует в образовании изменяемого по лицам и падежам рефлексивного местоимения от личных местоимений (например, ninn-e tanne «ты себя» ( букв, «тебя сам») avan-e tanne «он себя» ( букв, «его сам»)) и даже от рефлексивного (ср. tann-e tanne букв, «себя сам»); см. (38а) и (39а), см. [Андронов 1993: 81–84; Asher, Kumari 1997: 162; Jayaseelan 2000:116]. Попутно замечу, что, как известно, слова со значением «сам», т. е. так называемые интенсификаторы, или эмфатические рефлексивы, в свою очередь, обычно восходят (там, где это удается проследить) к обозначениям частей тела, т. е. к словам типа «голова», «грудь» и т. п. (см., например, [König & Siemund 1999: 55–59]). и т. д., см., например, [Cassirer 1923: 211; Schladt 1999: 103–122; Heine, Kuteva 2002: 58–60]; ср.:

(18) якутское рефлексивное местоимение бэйэ-лэри-н (сам-по-сесс. З. мн. — акк.) «они себя» и реципрокальное бэйэ-бэйэ-лэри-н (сам-сам-посесс. З. мн. — акк.) «они друг друга» [58] Как видно, якутское реципрокальное местоимение восходит к рефлексивному. Последнее же восходит к эмфатическому местоимению, ср. мин бэйэ-м «я сам», кит бэйэ-тэ «он сам», кинилэр бэйэ-лэрэ «они сами», и т. д. Слово бэйэ в якутском имеет также значения «свой», «тело», «существо» и др. [Пекарский 1959:422–423]. Это слово употребляется и в языках, ареально близких или в свое время бывших в контакте с якутским. Так, в тунгусских языках, например, в эвенкийском, бэйэ имеет значение «человек» [Nedjalkov I. 1997: 337]. В монгольских языках, например, в бурятском, слово бэе употребляется в значениях «тело», «личность» и др., и оно дало начало реципрокальному местоимению бэе бэеэ «друг друга» [Черемисов 1973:129–130]. ;

(19) в языке джуанг (языки мунда) рефлексивное местоимение aapein-te «сам-акк.» и реципрокальное местоимение aapein-te aapein (сам-акк. сам) «друг друга» [Patnaik & Subbarao 2000: 842–844];

(20) лезгинское рефлексивное местоимение 3-го л. мн. ч. čeb (сам. абс.) «себя» и реципрокальное местоимение 3-го л. мн. ч. čpi-čeb (сам. эрг. — сам. абс.) «друг друга» [Haspelmath 1993:415–416].

Реципрокальные местоимения, не восходящие к рефлексивным, часто происходят из лексических реципроков со значениями «товарищ», «друг» [59] Однако русское реципрокальное местоимение друг друга, как известно, восходит к прилагательному другой, а не к существительному друг-, см. [Фасмер 1986: 543]. и т. д.; ср., например, čere в койра чиини (семья сонгай-зарма) со значениями «друг», «ровня», «товарищ» [Heath 1999: 341–343], daße «товарищ» в гола и band¸- «родственник» в фулани (оба языка западно-атлантической семьи; [Heine 1999: 21; Heine, Kuteva 2002: 92–93]).

В заключение выскажу предположение, что если показатели рефлексива и реципрока имеют общую часть, то скорее всего эта часть материально совпадает с показателем рефлексива [60] В качестве уникального, но в этом отношении показательного примера можно привести якутский дериват со значением «обниматься», который образован от рефлексива со значением «обнимать себя»: куус- «обнимать кого-л.» → кууh-ун- «обнимать себя (сложив руки на груди, напр, перед вышестоящим)» (с > А в интервокальном положении) → куус- т-ус - «обнимать друг друга» (рефлексивный суффикс — н- ассимилируется в — т -; — ус -реципрокальный суффикс). .