Александр Зимин - Слово о полку Игореве

Естественному «вычерпати» Задонщины соответствует сходное «выльяти», которое употреблено, однако, стилистически не вполне удачно.

Слово:19. акы тури, ранены саблями — Синонимическое соответствие:не туры… посечены князи.

«Ранены» и «посечены» образуют синонимическую параллель.

Слово:20. затворивъ Дунаю ворота… Затвори Днѣпрь темнѣ березѣ… - Синонимическое соответствие:Замкни… князь великии Окѣ рекѣ (так У; И 2 от сих) ворота

«Замкни» Задонщины синонимично «затворивъ» в Слове.

Слово:21. суды рядя до Дуная… княземъ грады рядяше. — Синонимическое соответствие:рядовъ не могу уже рядити (Ипатьевская летопись под 1151 г.)

Совершенно естественная формула «ряды рядити» соответствует необычной и не вполне правильной «суды рядя».

Слово:22. стрѣляй, господине, Кончака поганого кощея… — Синонимическое соответствие:стреляй, князь великый… поганого Мамая хиновина

Здесь «хиновин» (татарин) противостоит «кощею», под которым автор Слова мог разуметь «поганого» (т. е. половецкого) хана.

Слово:23. дотчеся стружиемъ злата стола — Синонимическое соответствие:взя град копием (Ипатьевская летопись под 971 г.)

Летописное «копье» соотносится с его древком-«стружием». В другом случае копью летописной формулы («изломи копие») под 1151 г. в Слове соответствует «приламати» копье.

Есть ли в распоряжении исследователя какие-либо данные считать, что именно автор Слова заменял синонимами текстовой материал своих источников (кроме установленной выше первичности Задонщины и Ипатьевской летописи по сравнению со Словом)? На наш взгляд, есть. Прежде всего допустим на минуту обратное: составители Задонщины и летописного рассказа употребляли синонимические соответствия при использовании текста Слова. Но такое совпадение творческого почерка в двух разных характерных произведениях маловероятно. Особенно важно то, что установленная нами особенность работы автора Слова подтверждается текстами, не имеющими совпадений с какими-либо другими литературными произведениями, т. е. бесспорно ему принадлежащими. В них и можно обнаружить ряд синонимических повторений образов и наличие синонимических пар и других явлений того же порядка, что и замена синонимами эпитетов и образов, имевшихся в источниках Слова о полку Игореве.[Эта литературная манера свойственна автору и в тех случаях, когда он повторяет образы, созданные им самим. Так, у него соседствует «старый Ярослав» с «давним Ярославом», вслед за выражением «тоска разлияся» идет «печаль жирна тече», «стукну земля» сменяется словами «тресну земля». См. также синонимические пары: «въ ты рати и въ ты плъкы», «пути имъ вѣдоми, яругы имъ знаеми», «туга и тоска сыну Глѣбову», «ни мыслию смыслити, ни думою сдумати». Иногда автор Слова дополняет образ Задонщины синонимическим сочетанием. Так, слова «обема солнце померькло» превращаются у него в «два солнца помѣркоста, оба багряная стлъпа погасоста». Добавлена к образу Задонщины и первая часть в фразе «ничить трава жалощами, а древо с тугою къ земли преклонилось».]

Если наш вывод правилен, то мы можем указать и еще некоторые примеры работы автора Слова по замене синонимами отдельных понятий.

Не обладая достаточными познаниями в древнерусском оружии, автор Слова производил многие из его разновидностей по образцу имевшихся в его распоряжении сочетаний. Так, «копья харалужные» Задонщины дали «мечи харалужные». Летописное «щет скепание» дало «шлемы поскепаны».

Образ «буй-тура» также мог появиться в результате синонимического переосмысления привычного «буйвола». Еще в примечаниях к екатерининскому переводу пояснялось: «Буй означает дикого, а тур вола. Итак, буй-туром или буйволом называет здесь Всеволода в смысле метафорическом».[Дмитриев. История первого издания. С. 334. Краткое прилагательное «буй» помещено в летописи под 1096 г. и всгречается в памятниках XVII в. О нем см.: Ларин Б. А. Из истории слов. Буй-погост//Слово в народных говорах русского Севера. Л., 1962. С. 3–9.] В другом месте Всеволод называется «яр туре». Здесь уже не только «вол» заменен «туром», но и «буй» — «ярым». В результате и на этот раз автору удалось создать эмоционально приподнятый образ героя.

Таковы основные синонимы, введенные автором Слова в текст своего произведения. Их источниками были как народный язык, так и древнерусская церковная и историческая литература.

Отстаивая тезис о древнем происхождении Слова о полку Игореве, Д. С. Лихачев (со ссылкой на В. П. Адрианову-Перетц) выдвинул следующее положение: «представим себе, что автор Слова писал в XVIII веке. Все, что исследователи Слова считали параллелями к Слову, должно считаться источниками Слова. Источниками Слова надо было бы признать Задонщину, Девгениево деяние, Ипатьевскую летопись, Кенигсбергскую летопись, Сказание о Мамаевом побоище, Никоновскую летопись, Повесть об Акире Премудром, библейские книги, Историю Иудейской войны, Моление Даниила Заточника, Двенадцать снов Шахаиши, Слова Кирилла Туровского, Слово о законе и благодати Илариона, Слово о Лазаревом воскресении, Слово о погибели Русской земли, Хождение игумена Даниила».[Лихачев. Когда было написано «Слово»? С. 154–155.] Список, как мы видим, весьма солидный, и, конечно, вряд ли кто-либо из писателей XVIII в. обладал такой эрудицией. Но на поверку все обстоит не так страшно, как то пытается представить Д. С. Лихачев.

Начну с того, что нельзя согласиться с общей постановкой вопроса Д. С. Лихачевым. Отнюдь не все параллели к Слову, приводившиеся исследователями, нужно зачислять в источники этого памятника. Их значительное число следует просто отвести. Выше мы это показали на примере Хроники Манассии и Слова о погибели Русской земли. Слово о Лазаревом воскресении и «История Иудейской войны» были источниками Задонщины, а не Слова о полку Игореве.[См. об этом главу I.] Нет никаких оснований считать источником Слова (усматривать текстологическую близость с ним) и Слов Кирилла Туровского, Слова Илариона, Хождения игумена Даниила. Нам нечего искать какую-то особо близкую параллель к всесветной славе, которую воспевали немцы и другие народы Святославу в Слове Илариона, житиях Александра Невского и тому подобных памятниках, ибо этот образ восходит к соответствующему тексту Задонщины (см. главу II, фрагмент № 16). Из того, что слово «стружие» встречается в Хождении игумена Даниила, не вытекает, что этот памятник должен быть причислен к одному из источников Слова о полку Игореве: этот термин имеется и у Иосифа Флавия, и в украинских колядках, т. е. мог попасть в Игореву песнь из живого языка. Словечки «поскепаны» и «бебрян» находим в «Истории» Иосифа Флавия, но «сюпать» (щепать) есть в украинском языке, «скепание» — в Ипатьевской летописи, а «поскепать» — в живом русском языке.[Даль. Толковый словарь. Т. 3. С. 333.] «Бебр» же, как мы уже писали, существует в живых наречиях. Для того чтобы употребить слово «болого», автору Игоревой песни, если даже он жил и много веков спустя описанных им событий, не надо было обращаться к Русской Правде, так же как не надо трансформировать «мыслию възлетети» Иоанна Экзарха в «мыслию прелетети» или разыскивать «наниче» в Златоструе XII в., тогда как то же слово есть в «Лексиконе» Ф. Поликарпова (1704 г.). П. Н. Берков считает, что в Слове и у Кирилла Туровского «находится та же самая фразеология»,[История русской критики. М.; Л., 1958. Т. 1. С. 27–28.] и ссылается при этом только на слово «песнотворец», которое встречается в литературе XVII–XVIII вв. Пословица о «хитре и горазде» встречается в фольклоре, а не только в Молении Даниила Заточника.