Александр Зимин - Слово о полку Игореве

Фрагмент № 2. Песни Бояна.

Слово:

Боянъ бо вѣщий, аще кому хотяше пѣснь творити, то растѣкашется мыслию по древу, сѣрымъ вълкомъ по земли , шизымъ орломъ подъ облакы.

Помняшетъ бо, речѣ (в изд.: речь), първыхъ временъ усобицѣ. Тогда пущашеть 10 соколовь на стадо лебедѣй, которой (в изд.: который) дотечаше, та преди пѣсь пояше старому Ярослову… Боянъ же, братие, не 10 соколовь на стадо лебедѣй пущаще, нъ своя вѣщиа пръсты на живая струны въскладаше ; они же сами княземъ славу рокотаху.

Задонщина:

Но проразимся мыслию (Так У. И1 протрезвимься мысльми) по землям (Испр . И1 и землями. У но землями. С землями) и помянем первых лет времена и похвалим вещаго Бояна (Испр. И1 веща Боинаго), гораздаго гудца (Так У, С. И1 гдуца) в Киеве. Тот Боян (Испр. И1 Боюн. С Бо) воскладоше гораздыя своя персты на живыа струны и пояше князем руским славу , первому (Так У, С. И1 первую славу) великому князю киевскому Ру-рику (Так С. И1 нет).

…птицы (Так У, С. И1 птица их крилати) под облакы летають … соколы и кречати, белозерския ястребы… хотят ударити на многие стады гусиныя и на лебединыя (Так С. И1, У девяти слов нет).

Фрагмент о Бояне в Слове наполнен фольклорно-летописными мотивами: здесь и серый волк, и шизый орел.[Вопрос о чтениях «мысию» (белке) и «мыслию» решается наличием «мыслию» в Задонщине. См. также: Шарлемань Н. В. Заметка к тексту «растѣкашется мыслiю по древу» в «Слове о полку Игореве»//ТОДРЛ. М.; Л., 1958. Т. 14. С. 41–42; Лихачев. Текстология. С. 259; Чхаидзе Л. П. К толкованию одного места в «Слове о полку Игореве»//Труды Тбилисск. гос. ун-та. Тбилиси, 1964. Т. 98. С. 271–276; Колесов В. В. «Растекашется мыслiю по дрѣву»//Вестник ЛГУ. № 2. История, язык, литература. 1971. С. 138–139. (См. также: Соколова Л. В. Мысль//Энциклопедия. Т. 3. С. 293–296.)] Здесь и десять соколов, выпущенных на стадо лебедей (дважды), и, наконец, летописный Мстислав, который «зарезал» Редедю. Весь зачин, несмотря на некоторые стилистические дефекты, в Слове получился необычайно ярким. Торжественной звучностью впечатляет и сочетание «славу рокотаху», отсутствующее в других памятниках.

Обращает на себя внимание то, что Боян в Слове о полку Игореве выступает в образе «пѣс(но)творца стараго времени», в то время как составитель Задонщины его поминает как «гораздаго гудца в Киеве». Хотя оба определения находятся в разных контекстах, но их связь как по существу, так и грамматическая несомненна. Но в Древней Руси сказители-музыканты назывались именно «гудцами» (так в Ипатьевской летописи под 1201 г.).[ПСРЛ. Т. 2. Стб. 716. См. также: Срезневский. Материалы. Т. 1. Стб. 608; Тихомиров. Русская культура. М., 1968. С. 67–68.] Правда, и «песнотворцы» встречаются в древних памятниках (их упоминает Кирилл Туровский).[Срезневский. Материалы. Т. 2. Стб. 1787.] Но это — термин церковный, причем хорошо известный и в XVIII в. (его, например, находим в лексиконе 1704 г. Ф. Поликарпова).[См. также: Словарь церковнославянского и русского языка. СПб., 1867. Т. 2. Стб. 1242.] Он вполне соответствует и названию «Пѣснь полку Игореву», которое давалось переводу Слова в XVIII в., и следам церковной лексики, обнаруживаемым в памятнике.[Об этом подробнее см. главу V.]

В Слове вместо старого образа гудца дается изысканное сопоставление песен Бояна с полетом лебедей. Фраза «не 10 соколовь на стадо лебедей пущаще, нъ», соотносящаяся с уже упоминавшимися ранее лебедями, близка к другому тексту Задонщины. Вопрос о первичном или вторичном происхождении текста о лебедях не имеет однозначного решения (если брать его в отрыве от других). Но суровая и поэтическая простота целостного основного фрагмента Задонщины делает вероятным предположение о ее первичности.

Позднее, сравнительно со Словом о полку Игореве, происхождение Задонщины Т. Чижевская усматривает в том, что в ряде списков имя Бояна читается неверно.[Cizevska Т. A comparative Lexicon of the Igor’ Tale and the Zadonśćina//American Contributions to the Fifth International Congress of Slavists. Sofia, 1963. The Hague, 1963. P. 322–323, 326.] Но все построение Чижевской рушится, если считать Краткую редакцию Задонщины первичной. Ведь в списке К-Б совершенно правильное чтение — «Боян».[Подробнее об этом см. в главе I. Т. Чижевская находит «очень мало смысла» в эпитете «буйные» словесы (К-Б, С). Но значение этого слова (смелый, могучий) вполне подходит к контексту, в котором оно употреблено в Задонщине.]

Красочному образу «растѣкашатся мыслию по древу… по земли» (Слово) соответствует туманное «проразимся мыслию по земли» (если мы верно реконструируем текст Пространной редакции Задонщины). Впрочем, в недошедшем списке Задонщины, находившемся в руках автора Слова, мог читаться текст, более близкий к сходному в Игоревой песни.

Считая образы Слова по сравнению с Задонщиной первичными, Д. С. Лихачев пишет, что в списках Задонщины «златыми и живыми… именуются то персты, то струны: образ обессмыслен».[Лихачев. Изучение «Слова о полку Игореве». С. 55.] Это ошибка. Ни в одном из текстов Задонщины персты не называются живыми. Весь же текст с «живыми струнами» восходил к Слову о воскрешении Лазаря, взятому автором Пространной Задонщины из Краткой (Задонщина, фрагмент № 2).

Фрагмент № 3. Формула героизма .

Слово:

Почнемъ же, братие, повѣсть сию отъ стараго Владимера до нынѣшняго Игоря, иже истягну умь крѣпостию своею, и поостри сердца своего мужествомъ, папльнився ратнаго духа , наведе своя храбрыя плъкы на землю Половѣцькую за землю Руськую .

Задонщина:

Истезавше (Так У. И стяжав их и) ум свой крепостию и поостриша (С поостри) сердца своя мужеством , и наполнися (Так У, С. И1 наполнишася) ратнаго духа и уставиша себе храбрыа (Так У. И1 храмныа) полъкы в Русъкой земли .

Если Задонщина начинается ссылкой на Бояна, певшего согласно летописям «от Рюрика», то в Слове Боян поет про Ярослава, Мстислава и Романа Святославича, а сам автор Слова собирается начать свою повесть «отъ стараго Владимера до нынѣшняго Игоря». Правда, свое обещание он не выполнил. О Владимире в Слове дальше не говорится. Этот эпический князь, непременный герой былин киевского цикла, лишь называется в Слове, но действующим лицом в нем не является, он привлечен как необходимый элемент былинного рассказа.[Видя несоответствие упоминания Владимира дальнейшему содержанию Игоревой песни, Р. О. Якобсон вставляет в реконструкцию слова «зане же болѣзнь къняземъ о земли Русьскои» (далее «отъ стараго Владимира» и т. п.). Ссылается он при этом на Слово о погибели, где есть текст «в ты Дни болезнь крестияном от великаго Ярослава» (Бегунов Ю. К. Памятник русской литературы XIII века «Слово о погибели Русской земли». М.; Л., 1965. С. 154; Jakobson R. La Geste du prince Igor II Jakobson. Selected Writings. P. 150, 164). Конечно, это крайне субъективное дополнение текста. Достаточных оснований говорить о влиянии Игоревой песни на Слово о погибели нет. (Об этом см. ниже в главе IV.) Б. А. Рыбаков считает, что в Песни мог находиться рассказ, близкий к Слову о погибели (Рыбаков. 1) «Слово» и современники. С. 68–85; 2) Русские летописцы. С. 477–478).] К тому же Владимир в Задонщине дважды назван родоначальником русских князей («помянута прадеда своего князя великого Владимира», «Гнездо есмя великого князя Владимира»).