Алексей Шилов - Звезда Генгера

— Теперь идем в магазин за клеем и бумагой, — скомандовал он.

Мы тут же отправились. В магазине в «то время была только одна продавщица. Ей, наверное, очень скучно было, и она обрадовалась покупателям.

— У вас конторский силикатный есть? — поинтересовался Генка.

— Вот, пожалуйста. — На прилавке появилась банка клея.

Генка повертел в руках ее, осмотрел со всех сторон, зачем-то понюхал:

— Он качественный? Зимой не замерзал?

— У нас же тепло в магазине, — обиделась продавщица.

— Понимаете, — растолковывает ей Генка, — нам нужен клей высшего качества!

— Ах, высшего!.. Ну, так бы сразу и сказал.

Она достала из-под прилавка точно такую же банку клея и подала ее Генке.

— Вот этот годится, — одобрил он.

Потом выбрал большой лист толстой бумаги, уплатил деньги, и мы пошли к себе в предбанник, в наш НИИ.

Работа закипела. Чертежи телескопа Генка выдрал из какого-то журнала или книги. Их, чертежей-то, было всего-навсего один листок. В нем и описание, что и как надо делать. Но я все равно не сумел бы сделать и по чертежам с разъяснениями. Тут нужна Генкина голова, ведь недаром она у него здорово соображает.

Я только помогал ему: подай то, подай другое, держи здесь, держи там, сбегай туда, сходи сюда… Мастерил все сам Генка. Размерял линейкой и циркулем, резал ножницами, красил в черный цвет, клеил…

Два дня мы конструировали наш телескоп, а получилась астрономическая труба. Она и в чертежах так называется.

— Теперь нам нужен еще штатив, — говорит Генка. — Я бы сделал его сам, да инструментов у нас подходящих нет. Ты попроси у Бориса.

Когда Борис приехал на обед, я к нему:

— Боря, дай штатив, все равно он у тебя без дела валяется.

— Недам — исковеркаете.

— Генка говорит: «Штатив будет в целости и сохранности».

— Ну, если Генка сказал, значит, так оно и будет. У него слова с делом не расходятся. Сколько раз ты теперь на турнике подтягиваешься? — неожиданно спросил он.

— Пять, — отвечаю.

— Если через неделю будешь подтягиваться десять раз, дам штатив.

— Буду, обязательно буду! Только штатив-то нам нужен сегодня.

— Так и быть, дам. Но ты помни свое обещание. Не давши слово — крепись, а давши — держись!

— Сдержу, честное пионерское, сдержу!

Обрадованный, я схватил штатив и скорее бежать из, комнаты, пока Борис не передумал.

Подставку, на которую будет ложиться наша астрономическая труба (это я про себя ее так называю, а вслух — телескоп), Генка сам сделал.

Но нам не повезло. К вечеру все небо затянуло облаками, стало пасмурно. В пасмурную погоду звезд не видно.

Генка вздыхает:

— Это с севера пришел циклон.

— Долго он теперь будет тут торчать? — спрашиваю.

— Как только придет антициклон, так сразу и оттеснит его.

Два дня мы ждали антициклон. Еле-еле он добрался к нам, тут же надавал циклону по шее, чтобы не мешал смотреть на небо в астрономическую трубу.

Генка содрал с двери предбанника листок с надписью «НИИ» и прибил другой, на котором было крупно написано:

— Сегодня ночью состоится торжественное открытие, — радостно объявил он. — Программа такая: разглядим нашу Галактику, заглянем в туманность Андромеды. А пока установим телескоп на крыше обсерватории. Чем выше, тем для телескопа лучше. Крыша-то на бане почти плоская и глиняная. На ней и штатив хорошо будет стоять, и ноги не станут скользить.

— На крыше так на крыше, — соглашаюсь с ним.

Наступил вечер, приближалось время торжественного открытия нашей обсерватории. Как только смерклось и на небе появились звезды, мы приступили к делу. Притащили со двора лестницу-времянку. Она была сколочена на скорую руку из двух длинных жердей и круглых палочных поперечин.

По обеим сторонам бани у самых стенок рос клен-самосадок. Поэтому мы лестницу поставили к фасаду.

Дверь в предбанник Генка запирал на висячий замок, а ключ прятал, в кармане с собой не носил.

— Еще потеряешь, — говорит, — или домашние ночью возьмут ключ из кармана, откроют всю нашу тайну.

Он достал ключ из потайного места, отпер замок, и мы вошли в предбанник. Там была темь — глаз коли. Генка на ощупь взял со стола астрономическую трубу и подал мне:

— Держи в горизонтальном положении, смотри не урони!

Сам взял штатив, и мы вышли из предбанника.

Он полез на крышу устанавливать штатив, а я остался с трубой внизу.

Вечер был тихий, такой теплый, ласковый… В черном небе мигали яркие звезды, их было много-много! И где-то там далеко-далеко есть звезда, про которую еще никто на всем белом свете не знает, а мы с Генкой первые откроем ее. Вот будет здорово! Мне так охота стало посмотреть через трубу на небо, что я не вытерпел и, тайком от Генки, направил трубу вверх и глянул. От удивления чуть не выронил трубу из рук! Луна была такая здоровущая и так близко от меня, что ее хоть рукой хватай.

— Готово, — сказал Генка на крыше.

И я опять как ни в чем не бывало стал держать трубу в горизонтальном положении.

Генка спустился на землю, взял у меня из рук трубу и снова полез на крышу. Трубу он тоже держал обеими руками в горизонтальном положении. Так подниматься ему было неудобно, и он, осторожно переставляя ноги с одной ступени на другую, изо всех сил старался держать равновесие.

Лестница была выше крыши на две ступеньки. Перелезть через них с занятыми руками Генке было трудно, и он с предпоследней ступеньки широко шагнул сразу на крышу, но потерял равновесие. Он еще не упал, но уже понял, что обязательно упадет, и успел крикнуть мне:

— Держи телескоп!

Трубу я успел поймать, а Генку поддержать не успел. Он кубарем скатился по лестнице и брякнулся на землю, Сам еще лежит, а уже спрашивает меня:

— Телескоп цел?!

— Цел, — говорю. — А ты сам-то цел?

— Ребра все поломал, — стонет он.

— Все до одного?!

— Может, какие и уцелели…

Он кряхтел и морщился, даром что терпеливый.

— Наука без жертв не обходится, — наконец простонал он и грустно-грустно добавил; — Торжественное открытие обсерватории отменяется.

— Конечно, — согласился я, — какое уж тут торжество, если у тебя все ребра поломаны!

— Теперь когда из больницы выпишусь, тогда и откроем, — говорит, а сам все морщится и тихонько стонет.

— Отнеси телескоп на стол, — приказывает мне. — Потом лезь на крышу, сними штатив, не загреми, как я.

Потом мы сняли лестницу, положили ее в сторону и молча разошлись по домам. Мне жалко было Генку, и злость взяла: не мог вовремя удержать друга.