Генрих Цывинский - Пятьдесят лет в Российском императорском флоте

Утром с рассветом мы снялись с якоря и вышли в море под тремя котлами. В штилевой полосе ветра не было, и мы шли под парами; на 3-й день пересекли экватор, за ним еще двое суток (до 9-го градуса северной широты) были штили. Тут же на параллели южной оконечности (10° сев. шир.) Кохинхины мы получили слабые ветра и, прекратив пары, пошли под парусами. Несли всю парусину, стараясь нагнать побольше ходу. По временам ветер свежел, разгоняя клипер до 9-ти узлов. Жара умерялась тенью от парусов; клипер делал не менее 200 миль в сутки.

Вахтенные начальники теперь поднаторели и умели пользоваться всяким засвежевшим порывом, стараясь прибавить лишний парус или покруче обрасопить рей. Прошли Филиппины, прошли Гон-Конг, Формозу. На 16-й день перед нами открылись южные оконечности Японских островов. Опять развели пары и 24 июня в 11 часов утра прошли обрывистый Папенберг и, обогнув его, вошли на рейд Нагасаки. Был мертвый штиль. Полуденное солнце стояло в зените, и перед нами открылась живописная бухта эллиптической формы длиною в 3 мили. В глубине рейда, на зеркальной поверхности заснувшего моря, дремали вдали под палящим солнцем суда русской эскадры. На фоне зеленых гор серыми пятнами повсюду пестрели японские домики, буддийские храмы с загнутыми крышами и кое-где коттеджи европейского типа.

Войдя на рейд, клипер отсалютовал нации, потом адмиралу и стал на якорь. С адмиральского корабля прибыл лейтенант поздравить с приходом и сообщил командиру, что сейчас после отдыха, т. е. в 2 часа дня прибудет адмирал Лессовский и сделает смотр. На приготовление к смотру адмирал нарочно не дал времени, чтобы судить, какой вид имеет клипер в морском переходе, а не прибранный к смотру. Офицер был в трауре с эполетами, покрытыми крепом, по случаю смерти императрицы Марии Александровны. Со всех сторон клипер окружили японские шлюпки (фунэ) с съестными торговцами, знакомыми всему русскому флоту. Тут были Бенгоро-сан, Сига-сан, Иезаки-сан («черепаха-человек»), Бемомото-сан, Цанитара-сан, хозяйка ресторанов в Иносе, Юматсу-сан и многие другие. Раскланявшись с ними, хорошо их знавший наш старший офицер попросил их удалиться от борта на время ожидаемого смотра и приехать потом.

В 2 часа ровно прибыл на клипер Степан Степаныч, невысокого роста, широкоплечий, подвижный старик хохлацкого типа с белыми усами, черными большими глазами и черными густыми бровями. Он быстро обошел фронт, поздравил с приходом, обежал весь клипер до трюмов включительно, на ходу задавая отрывистые вопросы. Своим орлиным опытным глазом он успел все рассмотреть и, вызвав команду наверх, объявил командиру, что клипер в отличном порядке. Дал 5 дней сроку на отдых и приказал быть готовыми взять адмирала Асланбекова и с ним обойти порты Японии и отправиться во Владивосток. Офицеры с судов эскадры сообщили нам известия из России, говорили о переговорах с Китаем, о готовности эскадры к войне, о дружественном отношении к нам Японии и прочее.

Приехал наконец и наш русский консул (в Нагасаки был консул штатный, т. е. правительственный чиновник, он был очень рассеян и неаккуратен, не знал русских судов, перепутывал почту и вообще обладал всеми качествами, не подходящими блюстителю интересов русских подданных в иностранном государстве), привез нам давно ожидаемую почту, но, к сожалению, не нашу, а адресованную на клипер «Джигит», ушедший во Владивосток. Он по своей обычной рассеянности нашу почту отослал во Владивосток, и мы, не получая писем от выхода из Бреста (февраль), получим их, благодаря нашему консулу, только через два месяца во Владивостоке.

Вернувшись к нам вторично, японские торговцы с низкими поклонами приветствовали нас и заполнили кают-компанию, устроив в ней выставку своих изящных изделий: тут были золотые и серебряные кортики, броши, сабли, черепаховые веера, портсигары, рамки, гребенки, вазы фарфоровые и клоазоне, сервизы, лаковые чашки, пепельницы, тарелки, старинные японские сабли и прочее, и прочее… У нас глаза разбегались, и все хотелось купить, но офицеры с эскадры удерживали нас, советуя не торопиться набрасываться в первый же день на эти «дрова», что за долгое пребывание в Японии мы успеем осмотреться и всего накупить с основательным выбором и, наконец, что все японские изделия в Иокогаме в большем выборе и гораздо дешевле и лучше.

На клипере не сиделось, и нас потянуло на берег повидать Нагасаки и хотя бы пообедать в хорошем отеле, так как наш судовой повар, задержанный смотром адмирала, еще не вернулся с берега с провизией и не успел бы к сроку приготовить обед. На набережной нас обступили десятка два рикшей и с криками «рус», «рус» брали нас с боем и, посадив в коляски, помчались без оглядки в кильватер друг другу по узким улицам города. Уже стемнело, в дверях магазинов мерцали бумажные фонари, и на порогах сидели торговцы, поджавши ноги, обмахиваясь веерами и вглядываясь пристально в наш быстро мчавшийся кортеж. Мы ехали долго; проехав весь город, передний рикша, а за ним и весь отряд, круто завернув в окраинную улицу, остановился как вкопанный у ряда домов, ярко-освещенных. Все выскочили из колясок, спрашивая друг друга, зачем нас привезли в чайные (публичные) дома? Ведь мы ехали в ресторан обедать. Но оказалось, что на головном рикше сидел наш офицер-новичок, не бывавший в Японии, а его возница, не спросивши его, поскакал прямо за город, полагая, что русским молодым офицерам некуда больше ехать, как в чайные дома. Недоразумение выяснилось, и мы поехали в один из лучших ресторанов.

После обеда поехали посмотреть гейш, а затем за город, в чайные дома.

Хозяйка ресторана, приветливая японка, угостила нас даже настоящею водкой и русскими закусками: икрой, балыком, огурцами и проч., приобретаемыми у буфетчиков Добровольного флота, привозящих эти продукты из Одессы. После обеда поехали посмотреть гейш, а затем за город, в чайные дома. Гейши — это молоденькие мусумэ, разодетые в богатые киримоны с необычайно сложной прической и ярко накрашенным миловидным детским лицом. Под заунывный шамшин музыканта они танцуют с веером в руках и гнусаво тянут однообразную мелодию; на ногах короткие чулки (мужские носки) с большим пальцем и сандалиями. Танцы совершаются на бамбуковых циновках и состоят из разного топтания на одном месте. Обыкновенно несколько гейш изображают какую-нибудь пантомиму. У каждой гейши имеется обычно свой постоянный обожатель из городской буржуазной молодежи; ему гейша верна до тех пор, пока он ее не покинет; после чего она переходит к другому. Зрители рассаживаются кругом на циновках, пьют сакэ или оча (чай) и едят миканы и разные сласти. Нам, новичкам-профанам, гейши не понравились, но в Японии между европейцами есть много любителей этого своеобразного балета.