Юрий Алексеев - Пути в незнаемое. Сборник двадцатый

Давыдову, как и Гейбовичу, Достоевский, уезжая, обещал сыскать место в европейской России. Все оказалось сложнее, чем он думал, прощаясь с друзьями в Семипалатинске. Давыдову Достоевский пишет, что места есть, но с малым жалованьем. В этом письме также говорится о каком-то Михаиле Александровиче. Имя это упомянуто и в письме Гейбовичу: «На днях напишу Михаилу Александровичу». Там же горячая просьба: «…уведомьте о Михаиле Ивановиче Протасове, дорогом человеке. Если он уже в России, то быть не может, чтобы мы с ним как-нибудь не столкнулись».

И Михаил Александрович Сытников, помощник почтмейстера, и «дорогой человек» Протасов, и Давыдов — люди духовно близкие Достоевскому, за строками письма встают частые встречи, долгие беседы. Но о чем говорил Достоевский с людьми «более широких взглядов»? И собрался ли он написать Михаилу Александровичу? Отыскал ли «дорогого человека» Михаила Ивановича Протасова?

Вряд ли. Все дальше уходил от него Семипалатинск.

В «Записках из Мертвого дома» указано, что Александр Петрович Горянчиков квартировал на самом краю города. Это близко к адресу Достоевского. Но Достоевский не добывал себе пропитание обучением детей, а Горянчиков жил уроками. «В сибирских городах часто встречаются учителя из ссыльных поселенцев; ими не брезгают. Учат же они преимущественно французскому языку, столь необходимому на поприще жизни…»

В Семипалатинске уроки французского требовались и детям офицеров, и детям чиновников, и, может быть, в некоторых купеческих семействах. Думаю, что и в школе, которую украдкой посещал Абай и где французский не требовался, учителями были тоже ссыльные. Это не запрещалось. Однажды сибирское начальство обнаружило, что даже в омском кадетском корпусе учили и воспитывали будущих офицеров политические ссыльные.

О благодушном отношении к ссыльным и поднадзорным семипалатинского начальства свидетельствует П. П. Семенов-Тян-Шанский, встретивший в доме военного губернатора медика, который наблюдал за его здоровьем и составлял по вечерам постоянную партию в вист. Губернатор позаботился о карьере своего медика и карточного партнера, тот достиг чина статского советника, причем губернатор смеясь рассказывал Петру Петровичу Семенову, будто и знать не знал, что его лекарь состоит под надзором, это сделалось известным только тогда, когда пришел указ снять надзор.

Речь тут идет о Ламоте, бывшем студенте Виленского университета, сосланном в Сибирь в 30-е годы. На его имя шла в Семипалатинск вся адресованная Достоевскому корреспонденция.

Еще один ссыльный поляк, с которым Достоевский поддерживал дружеские отношения, — Нововейский.

Польские повстанцы, сосланные в Сибирь, оказали свое влияние на развитие в этом краю просвещения и наук; достаточно назвать выдающегося путешественника Ивана Черского.

Семипалатинск в годы пребывания там Достоевского еще только начинал принимать политических ссыльных. Джордж Кеннан застал здесь в 1885 году большую колонию политических. Один из них, талантливый ученый Александр Леонтьев, родился в семье казачьего офицера, который командовал полком именно здесь, в Семипалатинске. Леонтьев занимался исследованием казахского права, он хорошо знал Абая, и это от него услышал Кеннан о казахе, который посещает созданную ссыльными библиотеку и читает Милля, Бокля и Дрэпера.

Интересно, у кого учился Александр Леонтьев в детские годы в Семипалатинске, кто его готовил к поступлению в пажеский корпус? (Из пажеского корпуса он, вопреки родительской воле, ушел в Петербургский университет.)

Но это уже более позднее время — большая колония ссыльных, библиотека, деятельность по изучению края. Вернемся в 50-е годы. Самые разные причины приводили тогда в Семипалатинск самых разных людей, иной раз одаривая город редкостным человеком.

В 1854 году, когда здесь образовалось областное правление, на должность старшего советника и начальника хозяйственного отдела получил назначение Николай Алексеевич Абрамов.

Он родился в 1812 году в городе Кургане в семье священника. Окончил семинарию в Тобольске и затем преподавал там татарский язык, необходимый будущим миссионерам. В Тобольске, который до 1839 года был центром Западной Сибири, имелись богатейшие архивы. Н. А. Абрамов каким-то образом получил туда доступ и занялся поисками рукописей по истории Сибири. Из семинарии он ушел учителем в уездное народное училище. В архивах ему посчастливилось обнаружить ряд замечательных трудов исследователей Сибири. Опубликование их составило Абрамову имя в научных кругах. Переехав в город Березов, он занялся описанием Березовского края. Затем Абрамов преподавал в училищах Ялуторовска и Тюмени, где в то время жили декабристы. Трудолюбие учителя было замечено, и он попал в Омск, в Главное правление Западной Сибири, на должность не бог весть какую — столоначальником. И уже отсюда получил повышение — советником в Семипалатинск.

С 1854 года по конец жизни — Абрамов скончался в Семипалатинске в 1870 году — неутомимый историк и краевед печатал материалы о прошлом Семипалатинска в «Записках Русского географического общества» и «Тобольских губернских новостях», изучал быт казахов, вел метеорологические наблюдения, описывал, чем занимаются жители этого края. Русское географическое общество избрало Николая Алексеевича Абрамова своим действительным членом.

Чуть позже Абрамова прибыл в Семипалатинск энергичный молодой человек, отрекомендовавшийся «вольным архитектором», хотя, по правде сказать, он не получил ни архитектурного, ни инженерного образования, а закончил всего лишь гимназию в Тобольске. Звали его Павлом Матвеевичем Зенковым. Впоследствии этот талантливый самоучка выстроил в городе Верном уникальное сооружение — деревянный собор, одно из самых высоких деревянных зданий в мире. В зенковском соборе, благополучно выстоявшем несколько землетрясений, сейчас размещен музей. Алмаатинцы долгое время считали, что именно о Зенкове написана поэма Леонида Мартынова «Рассказ о русском инженере». Мартынов в «Воздушных фрегатах» пояснил, что герой поэмы его прадед, военный инженер Григорий Збарский. Но к «Воздушным фрегатам» мы еще вернемся.

Павел Матвеевич Зенков был человеком широчайших интересов и неуемной энергии. Он строил дома и церкви, разработал проект канала, соединяющего Аральское море с Каспийским, пытался организовать в Семиречье опытное многоотраслевое хозяйство, заложил возле Верного лесной питомник, занимался статистикой, корреспондировал в газеты, выступая то со статьями краеведческого характера, то с острыми критическими заметками. Его помощник есаул Бонифаций Архипович Карпов не только исполнял обязанности чертежника и делопроизводителя, но и публиковался в столичной печати. Одна из его книг, «Мантык — истребитель тигров», переиздавалась в наше время. В воспоминаниях А. Ф. Кони («За последние годы», 1896) встречается имя есаула Карпова, который выступил в литературном приложении к газете «Гражданин» в защиту недавно переселившегося из Китая дунганина, обвиненного несправедливо в убийстве. Поскольку есаул Карпов попутно обвинил во взяточничестве видного верненского чиновника, дело попало в суд, и за автора статьи на этот раз заступился А. Ф. Кони.