Юрий Алексеев - Пути в незнаемое. Сборник двадцатый

Ах, они молодцы, эти дотошные немцы! Они придумали, как уловить даже двадцатую долю движения без боязни, что фазы наложатся друг на друга! Да, это то, что нужно: гейслеровые трубки вспыхивают в темноте двадцать пять раз за секунду — на пластинке запечатляется изображение не человека, а только трубок. Идет сделанная из палочек схема, считай на здоровье силы и моменты… И как чисто сделаны измерения, под микроскопом, точность до тысячной миллиметра, нам бы сюда такой… Но как же неудобно это все у них с гейслеровыми трубками: высокое напряжение, изоляторы на человека надеты, пишут, по четыре часа облачали, и все равно ведь страшно, вон они на столбах, череп и кости: «Не влезай, убьет!» А тут это «убьет» в двух сантиметрах от тела. Нам такое не подходит. Нет у нас ни гейслеровых трубок, ни трансформаторов. А человек во всем этом наряде наверняка не сможет работать нормально — к чему тогда и огород городить…

На следующий день, как обычно после выходного, у Гастева в кабинете обсуждали ход исследований, планы работ. Николай Александрович рассказал о немецких опытах, посетовал на сложности с высоким напряжением. И вдруг Кекчеев спросил:

— Ты говоришь, они измеряли координаты концов трубок?

— Ну да, а что?

— А то, что они дураки. Им бы взять лампочки от фонарика, по две штуки вместо каждой трубки, и была бы та же картина!

— Кекчей, да это же настоящее изобретение! — вскрикнул Бернштейн, на миг потеряв обычную сдержанность. — Как ты все это прекрасно придумал, как прекрасно!

Поздним вечером, когда можно было уже не опасаться, что пластинка засветится и не уловит слабый свет лампочек, зажужжал мотор обтюратора. Николай Александрович махал рукой. Резиновыми дамскими подвязками были прихвачены на ней два электрических светляка — на тыльной стороне ладони и на локте. Пять минут проявка, минута промывки, три минуты фиксаж — и у него в руках пластинка с крапинками черных точек. Циклограмма. Ключ к построению движений.

Первый номер журнала «Организация труда», редактором которого был Гастев (помимо руководства институтом он выступал на множестве конференций, писал книги и бессчетное число статей, а в редакторстве у него находилось еще два журнала — «Установка рабочей силы» и «Вестник стандартизации»), вышел в середине двадцать четвертого года.

Год начался печально. Двадцать первого января скончался Ленин. Все цитовцы прошли среди сотен тысяч людей в молчаливой бесконечной очереди к Дому союзов. Здания были белыми от жестокого мороза, тускло горели на улицах костры… Гастев как-то сразу постарел, осунулся: умер не просто вождь партии, умер человек, которого он знал лично, которого любил с того самого дня, как встретился с ним в парижской эмиграции…

А в марте состоялась конференция по НОТ — научной организации труда. Гастев выступил на ней с докладом — ответом хулителям ЦИТа, из которых некто Бурдянский издал на свои деньги брошюру, где было написано: «Закончу… уверенностью, что соответствующие органы… обратят свое внимание на тот яд реакционной, как с технической точки зрения, так и с политической, идеологии, которая идет от Центрального института труда, и изменят то ненормальное положение вещей, когда существующее на пролетарские деньги учреждение делает дело, за продолжение которого в РСФСР ему бы охотно платили оккупанты Рурского бассейна, подкармливающие у себя русскую контрреволюцию». Клевета цели не достигла: ЦИТ и его работы взял под защиту Куйбышев, тепло отозвались об институте другие руководители партии…

На конференции выступал и Бернштейн — рассказывал, что сделано в изучении рабочих движений: «Робкие попытки… Майбриджа, работы Джильберта, Фишера лишь наметили пути исследования. ЦИТ пошел дальше, сумел дать законченную методику изучения движений. Он не только создал точные и усовершенствованные способы записи, он подошел к установлению основных законов, определяющих трудовые движения. Трудовое движение укладывается в формулу…» За словами «усовершенствованные способы записи» стояли т р и с т а циклограмм с полным их математическим анализом — и это за полтора всего года работы. Результат, которым не могла похвалиться ни одна лаборатория НОТ в мире, а насчитывалось их немало.

С этими циклограммами, со всей своей съемочной аппаратурой, с плакатами и диаграммами они выехали в мае на Международную конференцию по НОТ, созванную в Праге. Устроители рассчитывали поразить «этих отсталых совдепов» рассказами о системе Тейлора, о способах учета рабочего времени и тому подобных организационных приемах, а вышло, что вся конференция превратилась в слушание советских докладов! К изумлению французов, немцев и американцев, у «совдепов» оказались в наличии приборы и методы, о которых никто из западных специалистов и не слыхивал. А с каким достоинством они делали доклады — господин Гастев на отличном английском, господин Бернштейн — на не менее хорошем французском… Советская школа НОТ сразу стала перворазрядной, не прислушиваться к которой не могла себе позволить ни одна нотовская лаборатория, что в Европе, что в Северо-Американских Соединенных Штатах.

В том же первом номере «Организации труда» печаталась статья Николая Александровича «Нормализация движений», продолженная во втором и третьем номерах, — по сути отчет лаборатории за почти два года работы. Уже в этой статье впервые проскальзывает мысль о том, что описать математически рабочее движение — вещь хотя принципиально и возможная, но необычайно трудная. Представить пространственную форму движения можно, только показав траектории основных точек инструмента и связанных с ним органов тела, их центров тяжести и центров приложения моментов сил. Траектории же описываются уравнениями, для однозначного решения которых нужно определить множество исходных данных, — но задача подбора этих начальных условий оказалась настоящим камнем преткновения.

Да, не в лучшую сторону отличается двадцать четвертый год от двадцать третьего… В прошлом году они с Гастевым немалое время находились под влиянием только что вышедшей книги академика Ивана Петровича Павлова «Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности (поведения) животных», а сегодня от прежних перспектив не осталось почти ничего. Тогда Гастев срочно ввел в издававшийся ЦИТом руководящий материал «Трудовые установки» новый раздел — «Условные рефлексы». Там утверждалось, что необходимо попытаться применить теорию условных рефлексов к трудовым установкам — развитию правильных приемов работы. Особенно перспективным казался Гастеву «рефлекс цели», который, согласно книге Павлова, означает «стремление к обладанию определенным раздражающим предметом, понимая и обладание и предмет в широком смысле слова». Для НОТ, писал Алексей Капитонович, «будет особенно интересна самая элементарная форма этого рефлекса, которая будет выражаться как в схватывании рабочего инструмента, так и в особой любви к этому инструменту».